Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года)
Web-проект кандидата философских наук
Издание современных левых евразийцев
главная  |  о проекте  |  авторы  |  злоба дня  |  библиотека  |  art  |  ссылки  |  гостевая  |  наша почта

Nota Bene
Наши статьи отвечают на вопросы
Наши Архивы
Первоисточники евразийства
Наши Соратники
Кнопки

КЛИКНИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ HTML-КОД КНОПКИ


Яндекс цитирования





Письмо раздора.
Открытое письмо академиков как политтехнологическая операция по разрушению КПРФ

Прошло уже достаточно времени со дня появления «письма десяти академиков». В прессе отбушевала дискуссия, которая, как обычно, ни к какому согласию или даже просто пониманию не привела. Вряд ли имеет смысл возвращаться теперь к содержанию аргументов сторонников и противников более тесного взаимодействия церкви и государства. Зато обратиться к осмыслению самого факта появления этого письма не только можно, но и нужно. Возможно, нам удастся понять: какие цели оно преследовало и удалось ли ему выполнить эти цели?

На первый взгляд, поставленный вопрос может показаться странным. Ведь вроде бы, цели письма ясно обозначены в нем самом. Уважаемые ученые, причем с совершенно разными политическими взглядами — тут и коммунист Алферов, и либерал Гинзбург — высказывают президенту России свою озабоченность «клерикализацией» российского общества. Они решительно против того, чтобы специальность «теология» была включена в список научных специальностей ВАК, и в школе преподавались бы «Основы православной культуры», о чем просили незадолго до этого делегаты Русского народного собора. Академики выражают убеждение, что религия и наука — непримиримые враги, и что выполнение ходатайства Русского народного собора было бы не просто нарушением принципа светскости нашего государства, оно, по их мнению, негативно повлияло бы на подготовку научных кадров в России и вообще на развитие отечественной науки. Куда уж более определенно можно высказаться…

Однако лично я убежден, что принять эти заявления из письма, как говорится, «за чистую монету» — значит проявить непростительную наивность. Всякому, кто хоть немного знаком с политическими технологиями, известно, что открытые письма — это не просто публичное высказывание взглядов, а очень мощный инструмент влияния на общественное сознание и политическую ситуацию. Они обычно появляются в нужное время и в нужном месте, когда достаточно легкого толчка, чтоб коренным образом изменить существующее положение вещей. Есть в современной науке понятие «неравновесная система», которое обозначает такую систему, где незначительное воздействие может вызвать очень значительные последствия (например, крик в горах может вызвать лавину). Политика также изобилует такими ситуациями и представители «закулисных политических игр» давно уже научились управлять ими.

Верить, что открытое письмо имеет своей целью то самое, что в нем провозглашается, все равно что верить, что это письмо написано теми, кто поставил под ним свою подпись. Чаще всего письма эти пишутся профессиональными политическими спичрайтерами по заказу определенных закулисных групп, которые не только неизвестны широкой общественности, но и о которых ничего не знают лица, подписывающие эти письма. Что касается последних, то их выбирают среди известных, уважаемых людей, к чьему мнению прислушается общественность. Самих же этих лиц в лучшем случае ознакомят с содержанием письма (а бывает и так, что просто по телефону договорятся об их принципиальном согласии поставить свою подпись).

Как же определить истинную цель открытого письма? Да очень просто: нужно понять, к кому оно на самом деле обращено. Тут опять-таки нельзя быть слишком наивным: как правило, этот адресат не совпадает с тем, который указан в письме. Глупо полагать, что А. И. Солженицын всерьез надеялся, что на его «Письмо к вождям Советского Союза» ответят эти самые вожди. Письмо было написано не для них, они, убежден, и так были неплохо информированы о политической позиции и прогнозах А. И. Солженицына по реферативным сводкам, которые на стол вождям регулярно клали работники госбезопасности (а аналитики из КГБ внимательнейшим образом читали публицистику самиздата). Письмо Солженицына было, скорее, обращением к руководителям держав Запада и к западным СМИ — с сообщением о том, что в СССР существует-таки «ячейка оппозиционной мысли». Это был важный козырь, который был необходим Западу в пропагандистской войне, и Солженицын его Западу предоставил, а Запад предоставил «писателю-патриоту» комфортные условия для его дальнейшей работы.

Точно так же письмо десяти академиков обращено вовсе не к президенту Путину. Положительное отношение Путина к РПЦ и ее высшим иерархам общеизвестно, и вряд ли нужно гадать, на чью сторону встал бы президент, соблаговоли он ответить академикам. Но в том-то и дело, что президент так и не соблаговолил ответить на обращенное лично к нему открытое письмо, что еще раз свидетельствует: президент хорошо понимает, что его упоминание в письме носит совершено «дежурный» характер. На самом деле письмо обращено к российской общественности, собственно, на то оно и «открытое».

Но опять-таки общественность наша многообразна. Среди нее встречаются сторонники Путина и «партии власти», которые, видя, как Путин и Медведев на Пасху стоят в храме со свечкой, на «козни академиков» не поддадутся. Существуют в нашем обществе и сторонники гайдаро-чубайсовского либерального курса, которые нынче вдруг оказались в оппозиции. Они любят потолковать о «православном фашизме», о том, что западный протестантизм «прогрессивнее» нашего православия, и что вообще все русское хуже, чем все западное. Это они устраивали в музее Сахарова оскорбительные и кощунственные выставки «Осторожно, православие!», где, к примеру, изображался Христос, у которого из ран текла не кровь, а … «Кока-кола». Эти господа не просто не потерпят присутствия православных священников в школах, они вообще были бы рады уничтожить русское православие, которое они не устают именовать «нетолерантным», «тоталитарным» и т.д. Конечно, письмо академиков обращено и к ним — радикальным либералам и западникам, и не случайно один из их застрельщиков — певец СПС академик Гинзбург — не просто поставил под письмом свою подпись, но и активно озвучивает в СМИ высказанные там идеи.

Но … звезда либералов, ярко горевшая над Россией в 90-х, давно уже померкла. Сегодня так мизерно их число, так далеки они от электората, так незначительно сегодня их влияние и мнение, что вряд ли ради них был затеян этот «сыр-бор» с открытым письмом.

Остается часть общества, сочувствующая или прямо разделяющая идеи лево-патриотической оппозиции и прежде всего КПРФ. Опросы показывают, что она до сих пор составляет до 20% российского общества. Именно они, думаю, и являются истинным адресатом «письма академиков» (поэтому инициаторам письма и понадобился академик Алферов — человек, пользующийся большим авторитетом в кругах левой оппозиции; хотя, убежден, сам он даже не подозревал об истинной цели письма). На это указывает и тот факт, что именно в среде левых патриотов письмо вызвало больше всего эмоций. Официальные и правые газеты и интернет-издания поговорили о письме несколько дней, максимум неделю — и забыли. Точки над "i" расставлены, ведущие публицисты православных консерваторов, от Ремизова до Кураева, мнения свои обозначили — о чем еще говорить? На повестке дня уже новые информационные поводы. А вот в «Советскую Россию» поток писем не иссякал больше месяца. А что творилось на форумах «красных» сайтов — пером не описать… Лагерь левых патриотов буквально раскололся. Причем меньшинство, настроенное положительно к религии вообще и к русскому православию в частности, оборонялось, а сторонники атеизма наседали и становились все воинственнее… Еще вчера товарищи в борьбе, собиравшиеся отложить разногласия до победы над компрадорским режимом, оказались по разные стороны баррикад. Тут мы и подошли к самому главному.

В 90-е годы КПРФ стала своеобразным политическим «ноевым ковчегом», где нашли приют патриоты самой разной окраски, одинаково возмущенные омерзительным коллаборационизмом ельцинщины. Это не было случайностью или следствием политической конъюнктуры тех лет. Советская цивилизация представляла собой сложное и внутренне противоречивое образование. С одной стороны, она была социалистическим марксистским экспериментом с его духом модерна, нигилизма, эмансипации, с другой же — продолжением традиционной российской государственности с неизменным для нее авторитаризмом, идеократизмом, имперскостью. Недаром же русскую революцию по-своему приняли эмигрантские группировки, весьма далекие от идей социализма, стоявшие на позициях государственничества и даже национализма. Это и сменовеховцы (Ключников, Бобрищев-Пушкин, А. Толстой), и национал-большевики (Устрялов), и евразийцы (Савицкий, Трубецкой, Сувчинский, Алексеев, Карсавин), и младороссы (Казем-бек), и национал-максималисты (Ширинский-Шихматов), которые утверждали, что большевистская революция была в том числе и революцией русской, национальной (несмотря на наличии среди ее вождей инородцев), освободившей Россию от политической, экономической и культурной зависимости от Запада, открывшей путь для широкого державостроительства, для аутентичного национального развития. Лидер евразийцев геополитик П. Н. Савицкий писал, что вожди революции, вдохновляющиеся идеями марксизма, сами не понимают ее сущности. Они мыслят в категориях «пролетариата» и «буржуазии», для России неприменимых, так как западная экономика для нас — наносное, поверхностное. В действительности русская революция, по убеждению Савицкого, была ничем иным как восстанием русского и российского простонародья против своей аристократически-интеллигентской элиты, после Петра Первого отрекшейся от своей национальной культуры, перенявшей западное мировоззрение и образ жизни. Порождения революции — прежде всего, Советы — не были придуманы в лабораториях западного марксизма, а выросли из российской культуры и жизни. Эмигрантские «пореволюционные» группы и некоммунистические советские патриоты — «спецы» в СССР предсказывали дальнейшее перерождение революционного режима в национальном направлении, «национализацию Октября», как назвал это Устрялов (что, собственно, и произошло при Сталине, недаром же Троцкий называл Сталина «устряловцем» и «русским шовинистом»).

После того, как пришедший к власти Ельцин и команда «младореформаторов» начали после 1991 года варварский демонтаж советской цивилизации, ее наиболее жизненно важных институтов, в протесте против этого объединились также «левые» и «правые», коммунисты и консерваторы-государственники. Боль за разрушенную великую империю, которую коммунисты все же сохранили пусть под другим названием — СССР, и которая при Сталине достигла геополитического влияния, о каком не мечтали даже русские цари, переплелась с болью за разрушенное социалистическое жизнеустройство. Так и родился левый патриотизм, или левый консерватизм — феномен, противоречащий формальной логике, абстрактному, рассудочному мышлению, но рожденный самой жизнью, которая, как известно, изобилует внутренними противоречиями, по природе своей конкретна и диалектична. Левый патриотизм — это верность советской цивилизации, не плакатной и лубочной, а реальной, где причудливо слились левое и правое, государственничество и социализм, русская идея и пафос освобождения труда и не только верность, но и стремление возродить все лучшее, что в ней было. На левом фланге этой оппозиции стояла «Трудовая Россия» В. Ампилова, на правом — церковные православные патриоты, духовным лидером которых был митрополит Иоанн (Снычев), а в пространстве между ними было множество идеологов левого патриотизма: от А Проханова до С. Кара-Мурзы. КПРФ во главе с Г. А. Зюгановым представляла тогда «золотую середину»; не зря ведь Г. А. Зюганов говорил в те годы, что компартия имеет два крыла — левое и правое и что своим учителем он считает не только Ленина, но и евразийцев и И. Ильина. Причем, левые и правые пошли навстречу друг другу и в плане идеологическом. Из-под пера митрополита Иоанна появляются статьи о важности сталинского поворота к русской идее и к церкви, в программе КПРФ появляются слова о важности для коммунистов-патриотов сотрудничества с православием и о соборном, социалистическом характере русской национальной культуры. В газете «Советская Россия» по благословению митрополита Иоанна начинает выходить страничка «Русь православная», в ней охотно печатаются православные миряне и даже священники. В другой крупной газете оппозиции «Завтра» часто печатается с программными статьями священник Димитрий Дудко, которого Проханов называет «духовником газеты» (не говоря уже о том, что до этого в знаменитом «Дне» одним из ведущих публицистов был православный патриот — правый евразиец В. В. Кожинов).

Но прошло около десяти лет и ситуация кардинально изменилась. Наметился заметный раскол между верующими и неверующими сторонниками левопатриотической оппозиции. Причин для него было несколько. Умер митрополит Иоанн, и сторонники советского патриотизма, «правого, православного сталинизма» из числа мирян и священников РПЦ лишились своего духовного лидера. В самой церкви идеологический климат стали определять сторонники другого течения, настроенные резко антисоветски и антисоциалистически. К идеям христианского социализма и «православного сталинизма», которые были популярны среди паствы в 90-е годы, вошло в обыкновение относиться с осторожностью, а затем и со скепсисом. Наметилось сближение с властью, которая к этому времени стала примерять маску патриотизма и державничества. С другой стороны, наметилась некоторая радикализация в среде КПРФ, в ходе которой все громче стали заявлять о себе «красные ортодоксы», непримиримо настроенные к религии.

По этой трещине и ударило «письмо десяти академиков». Достаточно почитать отклики на это письмо в «Советской России» и в Интернете, чтоб увидеть, чего хотели архитекторы политтехнологической операции под названием «Письмо к президенту». Резкие и нелицеприятные отзывы о религии и РПЦ большинства участников дискуссии показали, что вопреки партийной программе и неоднократным заявлениям руководства КПРФ о союзе с православием и о верности русской идее, рядовой состав КПРФ и тем более ее сторонники в большинстве своем испытывают к религии чувства, заставляющие вспомнить богоборчество 20-х годов. Атеисты в левой оппозиции фактически отмежевываются от своих верующих соратников, не оставляют пространства для диалога с ними. Принадлежность к церкви и даже симпатия к православию как к стержневому феномену русской культуры сразу же рассматривается как переход на сторону режима, своеобразный политический коллаборационизм. Все верующие и уж тем более все священство объявляются противниками советского строя и реального социализма.

Но дело даже не в расколе между двумя крыльями левопатриотической оппозиции. В конце концов не так уж и много осталось верующих среди сочувствующих и тем более членов КПРФ. Дело в другом — антиправославная кампания, в которую вылилось обсуждение письма сторонниками КПРФ грозит … самой КПРФ. Действительно, задумаемся о том, что у нас в стране около десятка коммунистических партий. Большинство из них повторяют догмы упрощенного, вульгарного марксизма, который был официальной идеологией в позднем СССР. Это повторение ничего не объясняет в произошедшей социальной катастрофе и не открывает никаких перспектив. Отличительной чертой КПРФ как раз и было все эти годы то, что КПРФ в плане идеологическом — партия коммунистов, которые диалектически преодолели тупик вульгарного марксизма, сумели творчески развить социалистическую идеологию, соединив ее с идей русского и российского патриотизма, корнем которого являются православное мировоззрение и дух. Если теперь в партии возобладает левый уклон, к которому буквально подтолкнуло КПРФ письмо академиков, и КПРФ откажется от идей русского социализма в пользу «просто марксизма-ленинизма», скопированного из программы КПСС, то КПРФ утеряет свою политическую индивидуальность. В принципе она мало чем будет отличаться от ВКП (б) Нины Андреевой и других подобных группировок. Соответственно и число ее сторонников приблизится к тому минимуму, который сегодня выступает на стороне «красных ортодоксов».

В этом, думаю, и состояла сверхзадача открытого письма — инициировать раскол между сторонниками и противниками православия в КПРФ, вытеснить православных консерваторов, запустить механизм ревизии идеологии КПРФ, который удалил бы из нее консервативно-державническую и национальную составляющую и таким образом, загнать КПРФ в гетто маргинальных левых партий, существующих за счет одной лишь ностальгии по советскому прошлому. Это бы очень устроило нынешнюю власть. По ее решению об обновленном социализме имеет право говорить лишь «Справедливая Россия», КПРФ должна же предстать перед избирателями как партия ретроградов и догматиков, нигилистов и богоборцев.

Хотелось бы, чтоб руководство КПРФ, ее члены и сторонники не попались на этот политтехнологический крючок…

Рустем Вахитов

Все права защищены. Копирование материалов без письменного уведомления авторов сайта запрещено



Hosted by uCoz