«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
 |
Рустем ВАХИТОВ© ИДЕЙНЫЙ БОРЕЦ Фельетон Виссарион Даздрапермович Бумагомаракин с тоской глядел на стенку и ожесточено грыз авторучку. Его терзали муки творчества, которые кратко можно было обозначить как кризис мысли. А мысли ему сейчас были очень и очень нужны. Виссарион Даздрапермович работал политобозревателем в республиканской газете “Зенит демократии” (бывшая “Заря коммунизма”). И не далее как утром его вызвал “на ковер” главный редактор с тем, чтоб дать поручение. -Что Бумагомаракин, опять бумагу марал? – вкрадчивым голосом вежливо-вежливо поинтересовался главный. Его обходительность могла означать только одно: редактору самому был нагоняй от начальства и сейчас по закону бумеранга достанется подчиненному. Если б редактор был в настроении он бы встретил Бумагомаракина по другому: “а заходи, мать-перемать-перемать!”. Он был опытным журналистом и выражался исключительно метко и образно. “– Ты у нас кем числишься? – редактор взглянул на него добро-добро и грянул обычным басом: “Политобозревателем…! Так вот и обозревай … политику …. своим зорким … оком и бойким … пером…!”. Бумагомаракин слушал и привычно переносил всю тираду на воображаемый лист с надписью “Ценные Указания Начальства”. Последние три слова именно так – с заглавных букв. Приходилось частенько проставлять многоточия, но общий смысл был ясен. Бас редактора гремел, Бумагомаракин потел и коленки мелко-мелко дрожали. Начальство Бумагамаракин боялся. Это у него было с детства: сначала он боялся учителей и пионервожатую, потом – преподавателей и декана, потом – жену и домуправа, потом вот – редактора и ответственного секретаря. И от этой боязни Бумагомаракин всегда был идейный-идейный, ему хотелось нравиться начальству, хотелось, чтоб его заметили, похвалили, дали конфетку, повышенную стипендию, тринадцатую зарплату… Сначала Бумагомаракин был идейным пионером, потом – идейным комсомольцем, потом – идейным кандидатом в члены КПСС, потом – членом КПСС. В 1991 году выяснилось вдруг, что все его начальство, включая парторга редакции, самого редактора и даже их куратора из горкома были на самом деле несгибаемыми демократами, всю свою жизнь посвятившими неустанной борьбе с тоталитарным коммунистическим режимом. Особо тяжело им приходилось потому что они были внедрены в самый тыл врага, в его партию и вынуждены были скрывать свои истинные взгляды, как легендарные разведчики Зорге и Штирлиц. Так сказал их бывший парторг на первой после путча планерке и на глаза Бумагомаракина навернулась скупая слеза. Рисковали ведь люди, могли потерять все нажитое непосильным трудом на благо ненавистной партии и государства – начиная с кооперативных квартир, дач и машин, кончая дешевыми обедами в закрытом зале столовой. А он, Бумагомаракин, все это время слепо верил коммунистической пропаганде, в то время как должен был стоять в их рядах, помогать, тоже рисковать. Бумагомаракин вытер слезу и осознал, что с ним произошел идеологический переворот. Что он теперь демократ, и всегда был им, только бессознательно. Вернувшись домой, он спрятал партбилет на антресоли (предварительно записав в дневнике: “Сегодня я сжег свой партбилет и порвал с коммунизмом”), перечеркнул черновик начатой статьи “Народ приветствует ГКЧП и ждет от него решительных действий”, и настрочил новую статью “Да здравствует демократия!”. Редактор закончил кричать и откинулся на спинку кресла. Бумагомаракин съежился и осторожно поинтересовался: “а что обозревать-то? Лето же. Затишье”. “Затишье говоришь! – обрушился на него гневный визг главного – страна стоит перед судьбоносным так сказать, выбором. Близятся выборы, так сказать, нашего всенародного, единственного, так сказать, и любимого Президента…”. “- А какого единственного… В смысле, любимого… Того или этого” – еще тише произнес Бумагомаракин, от страха согнув коленки. Над столом главного висели два портрета. На одном был изображен второй президент России В.В. Путин в шлеме летчика. На другом – Президент суверенного региона, в котором жил Бумагомаракин, без шлема. “-Какого говоришь? – хмыкнул главный. – Обоих, братец, так что работы невпроворот!” Бумагомаракин понимающе кивнул и еще более сладким голоском поинтересовался: “а когда, простите, Аполлон Аполлонович, когда .. выборы..” – “Ты что – рявкнул редактор – газет не читаешь? “Нет не читаю – простодушно согласился Бумагомаракин. Я их пишу, поэтому читать некогда. Да и желания нет”. Это было сущей правдой. Газеты Бумагомаракин не любил, равно как и журналы, брошюры, книги и прочую типографскую продукцию. Он любил смотреть телевизор, особенно рекламу, где всякую чушь не несли, а показывали красивых девушек в купальных костюмах. Раньше была еще одна хорошая передача – “Аэробика”, но потом отменили. Главный вальяжно засмеялся. “-Ну ты даешь! Впрочем, я и сам… Больше по НТВ новости смотрю. Ну так вот, раскладываю по полочкам. Демократия в опасности. Тоталитарии – коммунисты проклятые рвутся в Думу и бери выше, в сам Кремль. Мы должны их остановить. Отступать нам некуда, так сказать, позади Москва. Впереди – лишь парижские мостовые. Так что делай что хочешь, иди домой, садись в позу лотоса, медитируй, но чтобы завтра на столе была статья. Большая. Концептуальная. От которой при слове Зюганов как током ударяет. И рука сама тянется. Голосовать за родного единственного. То есть за обоих. Местную тематику, кстати, учти. Уловил?”. Бумагамаракин уловил. Он понесся домой, пытаясь по дороге обдумать заглавие. Но в голову лезла только какая-то ерунда, то “Еще три тонны стали сверх плана дали “на гора” наши сталевары”, то “Сегодня первый президент России Ельцин принял в Кремле”. Ни то, ни другое не подходило. Напившись дома кофе и выкурив две сигареты подряд Бумагомаракин заперся в кабинете, рявкнул, чтоб жена и теща не мешали и призадумался. Тут и наступил кризис мысли. “Коммунисты проклятые, тоталитарии недобитые” – прокручивал в голове Бумагомаракин, а взгляд его скользил по стене. Зацепился за портрет отца и деда Бумагомаракина. Тоже, между прочим, “коммунистов проклятых”. Дед вступил в партию в гражданскую, а в аккурат после войны сына родили и назвали Даздрапермом, что значит: “Да здравствует Первое Мая” сокращенно. И поступил на завод. Знатный был токарь. И отец Даздраперм Игнатьич знатный был инженер и тоже коммунист. Это только отвлекало и создавало благостный настрой, а Бумагомаракину нужны были отрицательные эмоции. “Зюганов, за ГУЛАГ ответишь!” - мелькнул в голове лозунг. “Плохо! – подумал Бумагомаракин. -Зюганов-то родился, небось, в начале тридцатых, так он и ГУЛАГ, это – в огороде бузина, а в Киеве дядька. Тот, кто имел отношение к ГАЛАГУ – сажал или там сам сидел и стучал, теперь на персональных пенсиях и пространные мемуары пишут. О плохом Сталине, который один во всем виноват. Хорошие гонорары получают, между прочим. Ой, что это я” – Бумагомаракин отогнал крамольную мысль. “Надо сосредоточиться! Сосредоточиться! Раз-два-три. Есть! Начало готово!”. Бумагамаракин стал торопливо записывать: “К власти рвется Зюганов. Если коммунисты вернутся, то все достижения демократии, все изобилие сегодняшнего дня рухнут. Снова будут пустые полки магазинов, нищенская зарплата, голод и холод!”. “Виссарион!” – его отвлек властный голос жены - “Виссарион! Ты посмотри, какой нам пришел счет за квартиру! Это же уму непостижимо!”. “Лизанька! Я умоляю! Не отвлекай меня от работы! Я пишу важную статью – произнес Бумагомаракин грудным голосом и поскольку жена все же стояла в дверях, он пояснил: “понимаешь, Лизавета, проклятые коммунисты рвутся к власти. Хотят отнять у нас все завоевания демократии. Снова погрузить нас в нищету. И я … И мы … как сознательные демократы… Должны … Обязаны!”. “Не неси чушь, Виссарион – осадила его жена - какая такая нищета? Ты при “проклятых коммунистах” сколько платил за квартиру? Копейки! А сейчас – ползарплаты! А за образование в вузе сколько платил? Нисколько! А сейчас мы за Кешку по 20 тысяч в год выкладываем!”. А сколько раз ты при “проклятых” ездил на юг? Ежегодно. А сейчас – раз в пятилетку”. “А колбаса! – возопил Виссарион – колбаса! Вопрос о колбасе, если хочешь, главный вопрос! Метафизический вопрос! Изверги-коммунисты не давали нам колбасы! Это ведь преступление перед человечностью!”. “Ну да, конечно, твои любимые демократы все на колбасу и променяли! Строили тысячу лет Россию предки наши, а тут пришли потомки – и нате вам Украину, нате вам Среднюю Азию, нате забирайте и Кавказ! Дайте только колбасы! Пускай вся страна обрушится, пускай весь мир сгорит, лишь бы мне колбасу есть!” - Лиза поморщилась. . “Ты это перестань, прекрати – заволновался Бумагомаракин – да, сейчас мы переживаем временные трудности. Переходный период от социализма к капитализму. Через неразвитой мафиозный капитализм. Но мы будем жить как на Западе. Скоро! Вот только поможем Америке терроризм победить, реформируем энергетику и ЖКХ, и будем!” “Какой переходный период? – покачала головой жена –12 лет демократы все реформируют страну, дореформировали до того, что заводы стоят, в них толкучки устроили, безработица, бандитизм… Тьфу! Коммунисты вон после такой войны страну подняли. А твои демократы что? Получили в 91-ом страну с целехонькими заводами и фабриками, с дорогами и мостами, с вузами мирового уровня. И до чего довели? Все растащили !”“Лизавета! – распетушился Бумагомаракин – ты не понимаешь исторического значения частной собственности! Собственник дорожит своей собственностью, он дело делает, от него польза людям. Вот сейчас ЖКХ приватизируем, увидишь как заживем!”. Лизавета грустно посмотрела на мужа: “Как ты был Бумагомаракин идейным дураком, так и остался. Погляди вокруг! Что ж после приватизиции заводы-то на ладан дышат? Собственник думает о прибыли и если надо, разрежет по живому и продаст по частям, чтоб выгоду получить. И плевать ему, что завод нужен стране и что рабочие и инженеры без работы останутся!”. “Ты это пропаганду брось” – озлобился Бумагомаракин – ты, Лиза, прямо коммунисткой стала!” “Нет, Виссарион – вздохнула жена – это ты у нас вчера был коммунист, сегодня стал антикоммунист, завтра еще кем-нибудь станешь. А я – реалист”. “Вон! – терпение у Бумагомаракина лопнуло – дадут мне наконец, в этом доме спокойно поработать!”. Лиза развернулась и вышла, обиженно хлопнув дверью. С женой Бумагомаракин спорил всегда. Раньше, при Советской власти защищал партию и Брежнева и обзывал ее диссиденткой. Теперь при власти демократической защищал Ельцина и Чубайса и назвал ее коммунисткой. Споры эти Бумагомаракин относил на счет Лизиного вредного характера. Ей бы лишь бы поспорить – зачастую думал он – ну ладно в те годы, когда я был введен в заблуждение, недопонимал… Но сейчас-то что, когда руководство нам раскрыло на все глаза, само порвало с коммунистическим прошлым, и нас призвало? Нет, несносный характер”. Бумагомаракин заставил себя вернуться мыслями к статье. “Как там бишь? Снова будут пустые полки … голод и холод. Да, нужно еще что-нибудь добавить… Вот, нашел! Снова такими героическими усилиями достигнутые демократические свободы, будут попраны красными тиранами. Мы лишимся свободы слова. На телевидении…”. В дверь робко постучали. “Ну что еще? – раздраженно отозвался Бумагомаракин. “Ой прости меня сынок, старую, Лизочка вот в магазин выбежала, я и к тебе – в дверях появилась теща Бумагомаракина, благообразная восьмидесятилетняя старушка. “Висссариоша, я вот в кои-то веки телевизор решила посмотреть Киселева, контру недобитую. Скучно чтой-то. А там какие-то спортсмены бегают, соревнуются”. “Газеты надо читать, мама! – строго заметил Бумагомаракин – прикрыли твоего Киселева с компашкой, там теперь “Евроспорт”!”. “Ой, всплеснула руками старушка, Господи ты Боже, за что ж это Киселева-то, болезного? Правильно Ленин говорил, правильно. Дай Бог памяти-то, учила ведь… Вот! При капитализме свобода слова – это свобода денежного мешка покупать прессу. Умен был Владимир Ильич, ой умен, когда еще все это наперед видел. Царство ему Небесное, прости Господи его прегрешения…”. Старушка начала мелко-мелко креститься. “Мама – возопил Бумагомаракин – вы сговорились что ли? Сначала дочь, потом мать! Не дом, а ЦК КПРФ! Попрошу не мешать мне работать!”. “Что ты, милый! – старушка замахала руками и ретировалась. “Вот – заликовал Бумагомаракин – вот о чем нужно написать!”. В возбуждении он бросился к столу и начал строчить: “КПРФ – это партия полоумных, выживших из ума пенсионеров. Зюганов со своей партией тащит нас в прошлое, тогда как мы должны жить современными событиями, отвечать на современные вызовы…”. “Пап, привет! – в комнату влетел сын Бумагомаракина – Иннокентий. “Ты это откуда в таком виде?” – Бумагомаракин сделал рассерженное лицо. На Кеше была белая футболка с изображением гранаты Ф-1 посередине и со странными надписями во всю грудь “Америка – параша, Россия будет наша! Капитализм – дерьмо!”. Кеша замялся. “Тебе как, пап, правду сказать? Ты уверен? Хорошо, мы с ребятами на митинг ходили. Против оккупации Ирака. Оппозиция устраивала”. “Это какая оппозиция? СПС что ли? А, может, “Яблоко”? – в Бумагомаракине затеплилась крохотная надежда. “– Да ты что, пап? – улыбнулся Кеша – на митинги демократов только старички-шестидесятники ходят, вроде тебя. Ой прости…”. Кеша смутился. “И еще карьеристы всякие, за деньги там или чтоб ректору угодить. А это настоящая оппозиция была. Наша, лево-патриотическая. Все там были. Студенты. Молодежь. И православные, и коммунисты, и нацболы”. “Замолчи! – вскричал Бумагомаракин – замолчи, глупец! В то время когда американские солдаты … такие же парни как ты … живота не жалеют за демократию … наши верные американские друзья…” “Пап, ты конечно, прости, но ты похоже от жизни отстал… Лет на двадцать … Это в перестройку демики про американского друга толковали. Да туфта это все. Слепому видно, какой Америка всем друг. Ну ты пап, даешь… Не чувствуешь вызовы времени…”. “Молчать! – заорал Бумагамаракин – сговорились! Вся семейка сговорилась! Их отец в мрачные годы советского безвременья … рискуя всем … в тяжелейших условиях … боролся с тоталитаризмом … А сын…” Кеша иронически ухмыльнулся и тоже ретировался. Как ни странно, возмущение не выбило Бумагомаракина из колеи, а только подхлестнуло. Через два часа статья была закончена. Поужинав Бумагомаракин посмотрел по телевизору трилллер и лег спать. Ему приснился ужасный сон. Будто его, маленького мальчика-пионера, схватила за шиворот пионервожатая и как закричит: “Забыл, Бумагомаракин, какую клятву давал, вступая в ряды всесоюзной организации пионеров-ленинцев?”. Бумагомаракин заплакал и залепетал: “Клянусь все свои силы, всю свою жизнь отдать борьбе за дело великого Ленина, за дело коммунистической партии…”. Пионервожатая превратилась в деда – Игнатия Матвеевича с шашкой и в буденовке. “А что ж, ты сучий сын, коммунистов поносишь? Аль тебе они что плохое сделали? Аль они страну нашу, Рассею матушку, растащили-развалили, буржуям заграничным продали? Креста на тебе нет!” Дед вдруг стал тещей и укоризненно произнес: “кайся, Висариоша, кайся! Спортили тебя нехристи. Пой “Интернационал”, контра проклятая, а не то пристрелю!” Тут появился Путин, сложил руки под животом и скороговоркой произнес: “это мы, чекисты, вас проверяли, гражданин Бумагомаракин. Можете гордится, вы проверку прошли. На вас можно положится. Вы один из лучших идейных борцов. Поэтому сообщаю вам, что вы приняты в партию”. Он потряс руку Бумагомаракину, затем превратился в Левитана и заорал: “Да здравствует Антикоммунистическая партия Антисоветского союза и ее вождь, Владимир Владимирович Путин! Ура, товарищи! Да здравствуют рядовые труженики бизнеса Антисоветского союза – гегемон строителей капитализма! Ура товарищи! Да здравствует Генеральный секретарь мирового правительства, лучший друг детей, физкультурников и научных работников, наш дорогой и любимый товарищ Сорос! Ура!” Через два дня после выхода статьи Бумагомаракина, его снова вызвали к главному. В кабинете его ждал старый знакомый, бывший куратор из горкома, теперь высокий чин из местной администрации. Он долго тряс Бумагомаракину руку: “читали, читали. Очень хорошие отзывы. Из самых верхов. Мы к вам долго приглядывались. И приняли решение. Вы идейно крепкий борец. На вас можно положиться. Пишите заявление о приеме в партию”. Бумагамарикину вспомнился давешний сон и ему стало нехорошо. “В какую партию?” - растерялся он. “А у нас только одна партия – чиновник сделался торжественно-серьезным - остальные так, мелочь, мы их скоро ликвидируем. Один народ, одна страна и одна партия. “Единая Россия”. И один Президент. В смысле один – в Москве, и один - здесь. Но и там, и тут – один”. Бумагомаракин гордо вскинул голову и сел писать заявление в партию. назад к оглавлению
|
