«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
 |
Сегодня в Красной Евразии
Бюрократия и Демократия Приснопамятная перестройка в СССР началась с лозунга борьбы с бюрократией, которой в обществе эпохи застоя и вправду развелось больше необходимого минимума. Причем, главным средством в этой борьбе все наши либералы в один голос называли “демократические механизмы как на Западе”. Под этим мудреным машиностроительным термином скрывалась довольно простая мысль: партия является источником и рассадником бюрократии, упразднение власти одной партии, введение парламента, многопартийности, прессы по западному образцу, дескать, враз покончит с проклятой бюрократией. Но вот прошло уже больше 15 лет. СССР давно не существует, партий в Российской Федерации – как грибов после дождя, в газетах пишут что угодно и как угодно, в парламенте депутаты таскают друг друга за волосы. Прямо демократическая благодать, о каковой при “советском тоталитаризме” даже самые смелые головы не мечтали. … А бюрократия, как писал классик, и ныне там. Не только не сгинула, проклятая, убоявшись свежих ветров демократических свобод, но и разрослась, разжирела, стала наглой и самоуверенной. Раньше какой-нибудь крючкотвор из госконторы, вытягивающий все жилы из посетителей в строгом соответствии с инструкциями, хоть боялся звонка из райкома, разоблачительной статьи в городской многотиражки… Теперь он не боится никого и ничего, и развелось таких крючкотворов вдесятеро больше по числу вновь образованных министерств, ведомств, администраций. Постсоветский бюрократ из посетителей веревки вяжет! Некоторые наивные кабинетные доброхоты в этом месте начинают робко лепетать о суде, защите чести и достоинства и т.д. Специально для них повторю и поясню мысль: бюрократ, ставящий палки в колеса тем, кто ему “не ндравятся”, не делает ничего противозаконного. Наоборот, он как раз требует строжайшего исполнения всех многочисленных и запутанных законов и инструкций, что, как выясняется, физически невозможно. Подача на него иска в суд – лучший для него подарок. Бюрократ безусловно выиграет дело и вконец разорит свою жертву. Единственное спасение осталось у простого человека – как бы выразиться помягче… конвертик с хрустящими дензнаками, желательно, в валюте США. Получив сей конвертик, наш бюрократ сразу забывает о множестве противоречащих друг другу инструкций и дело быстро сдвигается с мертвой точки. Вот только наши демократы (уже второй волны – из СПС и “Яблока”) все грозятся бюрократу зарплату поднять – в размере средней взятки, а с мздоимством начать решительную борьбу. Прошу понять меня правильно, я вовсе не против борьбы с коррупцией, я вовсе даже за. Но только после такой борьбы, имеющей целью благосостояние бюрократа, простому человеку станет совсем худо… Нам говорят еще, что всему виной мафиозный и ущербный характер нашего, доморощенного, “рассейского” капитализма, а вот, мол, там у них на Западе все иначе…Как с этим обстоит дело на Западе очень красочно описывает писатель Василий Аксенов в ряде своих книг, например, в книге “В поисках грустного бэби”. Там есть рассказы и про чернокожую чиновницу, которая никак не желала выдавать визу, потому что ей показалось, что посетитель взглянул на нее “по-расистски”, и даже про клерка в конторе, к которому не подступиться, потому что он защищен со всех сторон. Аналогичные рассказы можно встретить в воспоминаниях многих эмигрантов, независимо от их политической позиции – западник Аксенов тут вполне солидарен с антизападником Лимоновым. Оказывается, бюрократия на Западе тоже имеется, и она еще более сильна и главное, неприступна и безнаказанна, чем ее коллега в Расее-матушке. Западный бюрократ знает свои права, он никому не подотчетен, кроме своего начальника – такого же бюрократа, он защищен легионом адвокатов, собственным профсоюзом, высоким положением в обществе, он не признает кумов и братьев, не берет взяток, его не разжалобить рассказами о большой семье, больной матери, с ним не выпить на брудершафт… Не дай Бог кому-нибудь из нас попасться в лапы к такому бюрократу, бесстрастному, расчетливому и целеустремленному как киборг Терминатор! Как же объяснить сей парадокс? На этот вопрос дает ответ философ Александр Зиновьев в своей старой, написанной еще до перестройки статье “О бюрократизме в советском обществе”. Общий ее смысл сводится к следующему. Большинство из тех, кто ругая бюрократию, видит панацею от нее в западных формах демократии, не задумывается над тем: что же такое бюрократия? А если задумается, то сразу же убедится, что дело обстоит как раз наоборот. В самом деле, бюрократия есть буквально “власть пишущих”, то есть чиновников, которые строго и неукоснительно выполняют требования инструкций, законов, актов, циркуляров, причем, настолько строго и неукоснительно, что это делает невыносимой жизнь людей, попавших от них в зависимость. А где больше всего законов, инструкций, циркуляров? Очевидно, как раз в хваленном правовом обществе и государстве, которое гордится тем, что везде и всюду в нем господствует закон, на каждый случай имеется свой закон и т.д., и т.п. Именно в таком обществе как рыба в воде себя чувствуют толкователи закона - адвокаты и исполнители закона – чиновники-бюрократы. Зиновьев приводит пример с советским рабочим, который в силу бюрократической волокиты никак не может получить квартиру. Одного звонка от партийного секретаря с возмущениями по поводу притеснения рабочего-ударника и глухими намеками на последствия, достаточно, чтобы зарвавшийся бюрократ забыл о миллионах инструкций. Теперь представим себе подобную ситуацию на Западе. Разумеется, на Западе, в отличие от СССР, квартиры не выдаются бесплатно (не только рабочим, но и директорам), но поводов для конфликта с зарвавшимся бюрократом и там предостаточно. Так вот в правовом государстве – и это очевидно - даже звонок Президента США ничего не изменит. После прочтения этой статьи Зиновьева я вдруг поймал себя на мысли, что не помню ни одной американской комедии, где бы фигурировал такой сатирический персонаж как бюрократ. В советском кинематографе он был персонажем постоянным, появившись в самых ранних фильмах (Бывалов из “Волги-Волги”). В американских комедийных фильмах фигурирует кто угодно: незадачливый гангстер, мужчина, переодевшийся в женщину, рассеянный профессор, но никак не чиновник-бюрократ. И это понятно: с точки зрения западного человека чиновник ничего плохого и смешного и не делает: он требует исполнения закона и не более, он уважаемый “государственный муж”, делающий свою важную работу. А если это кому-нибудь доставляет неудобства, что ж, у него как у всякого гражданина есть доступ к конституционным механизмам, чтоб изменить этот закон. Нужно только собрать единомышленников, создать партию, зарегистрировать ее у такого же чиновника… Итак, бюрократия – это характерное свойство именно демократии западного типа, общества, где властвуют бумаги, а не люди, а точнее говоря, люди, которые находятся при бумагах. Демократия буржуазного типа и есть бюрократия в прямом смысле слова, то есть власть пишущих – чиновников, адвокатов, менеджеров, банкиров… Хочешь капитализма, правового государства и демократии? Получи и безработицу, отчуждение между людьми, культ денег, терроризм и вдобавок изощренную бюрократию. Как говорится, все в одном флаконе. И наоборот, Россия, которую упрекают в излишней бюрократичности на всех этапах ее истории, на деле, реализовала несколько действенных механизмов для борьбы с бюрократией. Первый – это самодержавие; если над Законом, которым прикрывается чиновник-бюрократ возвышается Царь, который сам устанавливает Закон, то и на бюрократа есть управа. Второй такой механизм – это Партия, “орден меченосцев”, который также выступает как орган, контролирующий и направляющий работу госаппарата, дабы, как говаривают в народе, чиновникам жизнь медом не казалась. Наконец, третий механизм – общинные ценности: одно дело когда чиновник глядит на своего посетителя как аристократ на холопа, а совсем другое - когда он видит в нем члена той же общины, к которой принадлежит сам: однопартийца, единоверца, соотечественника. Разумеется, и эти механизмы, как и все на свете, далеки от совершенства. Престол может занять безвольный тип, которого “возьмут в оборот” придворные, и бюрократия при таком многовластии расцветет пышным цветом. “Орден меченосцев” сам может превратиться в свору прозаседавшихся чиновников. Наконец, общинные ценности могут повернуться и оборотной стороной, в случае с американской чернокожей бюрократкой мы видим, что корпоративизм может породить ксенофобию и сам стать почвой для бюрократии. Но этим процессам можно и противостоять, совершенствуя указанные механизмы. Если у машины спустило колесо, не обязательно выкидывать машину на свалку, нужно лишь заменить колесо. Мы же похоже поступили в годы перестройки именно так, то есть выбросили машину, понадеявшись на новую, хваленую, западную. И только теперь убеждаемся, что бороться с бюрократией при помощи перехода к “правовой демократии западного типа” все равно что тушить пожар бензином. Настоящее, действенное средство в совершенно противоположном – в воссоздании патриархального, общинного, консервативного, идеократического государства, которое, конечно, не должно копировать ни царистское, ни советское общество, но которое обязано воспользоваться их опытом, взять от них все лучшее. |
