Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года)
Web-проект кандидата философских наук
Издание современных левых евразийцев
главная  |  о проекте  |  авторы  |  злоба дня  |  библиотека  |  art  |  ссылки  |  гостевая  |  наша почта

Nota Bene
Наши статьи отвечают на вопросы
Наши Архивы
Первоисточники евразийства
Наши Соратники
Кнопки

КЛИКНИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ HTML-КОД КНОПКИ


Яндекс цитирования





Письмо о письме


Часть 1. Отклик гуманитария на письмо физиков

Не так давно группа известных ученых, академиков РАН (Александров, Алферов, Гинзбург, Садовский и др.) выступила с открытым письмом к президенту России В. В. Путину, посвященным резолюции IX Всемирного русского национального собора «О развитии отечественной системы религиозного образования и науки». В этой резолюции говорилось о необходимости взаимодействия Русской Православной Церкви как культурообразующей, традиционной конфесссии России с системой образования и науки. В частности, имелось ввиду введение в список научных специальностей Высшей аттестационной комиссии (ВАК) специальности «теология» (чтобы лица, защитившие диссертации по теологии, приравнивались к лицам, имеющим светскую ученую степень), а также преподавания в школах предмета «Основы православной культуры».

Эти предложения вполне умеренны. Специальность «теология» имеется во многих европейских университетах, которые, как известно, и исторически начинались с теологических факультетов. Точно также в большинстве европейских стран (Германия, Англия и т.д.) в школах по требованию родителей детям из религиозных семей преподается либо предмет «Мировая религия», либо прямо «Закон Божий». А в таких странах, как Греция или Польша, «Закон Божий» вообще является обязательным для всех предметом, по которому сдают выпускной экзамен. Тем не менее, эти скромные по европейским меркам предложения вызвали гнев известных ученых, подписавших письмо к президенту. В своем открытом письме академики утверждают, что теология — это не наука, так как «научная дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь не верой». Кроме того, они выражают уверенность, что «все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира» и потому подмена науки верой помешает взятому президентом и правительством курсом на инновационное развитие. Наконец, они опасаются, что введение предмета «Основы православной культуры» приведет к нарушению межнационального и межконфессионального мира в стране.

Думаю, сначала нужно поговорить об этих аргументах. Легко заметить, что подписавшиеся под письмом академики — в основном представители естественных наук, прежде всего физики, а вовсе не гуманитарии. Однако существует такое понятие: научная компетенция. Доктор физических наук прекрасно разбирается в физике, но, увы, он может при этом ничего не смыслить в филологии, философии, искусствоведении и т.д. Кстати, я утрирую, на самом деле при современной специализации науки, доктор физических наук и даже академик РАН, занимающийся, скажем, магнитными полями, имеет весьма смутные познания уже в смежной области физики, и уж совсем плохо знаком с астрофизикой, что уж там говорить о литературоведении или теории живописи! А взаимоотношения религии и науки и определение сущности науки — это не вопросы физики, и даже не вопросы естествознания! Это вопросы философии, точнее такой ее отрасли как философия науки — дисциплины, изучающей науку, ее формы, ее развитие, ее социальные институты. Можем ли мы быть уверенными, что Гинзбург и остальные подписавшие письмо академики так же хорошо разбираются в сложнейших философских проблемах, как и в проблемах современной физики, где они, не будем отрицать, профессионалы высочайшего класса? Увы, думаю, нет … И об этом свидетельствует сам уровень их рассуждений в открытом письме к президенту. Я, конечно, прекрасно понимаю, что в отличие от таких ученых с мировым именем как академик Гинзбург, я довольно скромный научный работник, каких тысячи. Но так уж получилось, что я в годы своей учебы в аспирантуре специализировался именно в этой области, а именно в области философии науки. И несмотря на то, что в дальнейшем круг моих научных интересов значительно расширился и теперь касается скорее, социально-философских проблем, тем не менее, пользуясь принципом научной компетенции, о котором я уже говорил, я имею право высказать свое мнение о вопросах, затронутых в письме академиков.

Так, у меня вызывает глубокое сомнение утверждение авторов письма, что теология не может называться научной дисциплиной, ибо «любая научная дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь не верой». Если бы уважаемые авторы заглянули в книги древних богословов — Василия Великого, Августина Блаженного, Дионисия Ареопагита или современных Марселя, Жильсона, Лосского, Зеньковского (что физики делают крайне редко, а философы, изучающие историю своей дисциплины, регулярно), то они обнаружили бы, например, что теология как раз и опирается на факты, то есть является, говоря терминами философии науки, дисциплиной опытной, как, скажем, литературоведение. Теология — это комментирование священных книг (в случае христианской теологии — Библии). Исходным фактом для теолога являются высказывания из этих книг. И любое утверждение теолога можно проверить, обратившись к тексту той или иной книги Ветхого или Нового Завета (так же как можно проверить утверждения литературоведа, обращением к тексту литературного произведения). Кстати, именно теологами в средние века и был введен в науку аппарат цитирования — ссылок на источник того или иного высказывания, равно как и библиографии; до этого в античности ни точных ссылок, ни списка книг в научных трактатах не было.

Что же касается наличия логики в теологических трактатах, то всякий, кто их хоть просматривал, подтвердит: они полны столь филигранной логики и чтение их требует такого умственного напряжения, что после них (к примеру, после обсуждения проблемы триединства Божия) рассуждения квантовой механики о дуалистичности природы электрона кажутся вполне прозрачными. Кстати, упрекать теологию в отсутствии логики тем более неуместно, что как раз именно теологами в средние века был внесен значительный вклад в формирование классической формальной логики (так, Боэций создал «квадрат суперпозиций», Уильяму Оккаму приписывают правило, которое названо по его имени «бритвой Оккама»). Кому же как не теологам прекрасно владеть методами логики?

Более того, в рамках теологии были созданы и используются столь рафинированные методы интерпретации текстов, что на основе них в XIX-XX в.в. сформировалась даже новая, и очень популярная и востребованная сейчас светская наука — герменевтика.

Атеисты, больше знакомые с теологией, обычно строят свои возражения против нее в более корректной форме: теология использует рафинированные научные методы, имеет свои высокие критерии рациональности, создает логически непротиворечивые концепции, но она, как утверждают эти атеисты, не научная, а псевдонаучная дисциплина, потому что в конечном итоге опирается на веру. Научная дисциплина, изучающая Библию, сказали бы они — это атеистическое религиоведение, которое тоже занимается интерпретацией этой книги, но видит в ней всего лишь выдающийся памятник древнееврейской культуры. Тогда как теология принимает на веру тезис, что Библия есть истина, данная людям трансцендентным Богом и более того, опирается на догматы, принятые вселенскими соборами в эпоху патристики.

Но и в этом случае можно было бы также возразить, что существование Бога и природа Библии — это вопросы, которые при помощи логики и эксперимента окончательно не разрешить (если, конечно, оставить в стороне наивные заявления вроде: «Гагарин в космосе был, а Бога не видел»). Атеист- религиовед в действительности, тоже верит, что Библия имеет посюстороннее, земное происхождение. Как это можно доказать, если даже обычные литературные произведения, написанные уже в историческую эпоху и авторами, которые нам известны, полностью не могут быть выведены из социального контекста и психологии их авторов. Литературоведение, констатируя момент иррационального в них, прикрывается эвфемизмами о «вдохновении», «таланте», «искре Божьей» и т.д.

Вообще трудно согласиться с имеющимся в письме утверждением, что наука не может содержать элемента веры. Современная философия науки в лице таких ее крупнейших современных представителей, как американский ученый Томас Сэмуэль Кун, убедительно доказала, что элемент веры есть в любой науке, в том числе и в такой эмпирической науке как физика. Так, современная физика строится на мировоззренческом постулате, сформулированном А. Эйнштейном: вселенная бесконечна и во всех ее точках действуют одни и те же законы. Однако экспериментально проверить это утверждение невозможно: мы не в силах провести соответствующие эксперименты во всех точках Вселенной. Физики просто принимают это на веру как правдоподобное допущение (и на нем строятся целые научные методы, например, спектральный анализ, при помощи которого определяют химический состав звезд). Кун называет такие принятые на веру допущения «метафизическим ядром научных теорий». И так обстоит дело в физике — науке опытной, а что уж говорить о геометрии, где все рассуждения сводятся к нескольким положениям — аксиомам (если хотите «математическим догматам»), которые просто принимаются на веру.

Особенно странно звучит заявление авторов письма, что «все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира». Обратимся, например, к такой науке, как философия (которая, к слову сказать, в отличие от теологии присутствует в списке научных специальностей ВАК). В ней существует целое течение представителей идеалистического и прямо религиозного направления и многие из них — философы мирового уровня. В начале ХХ века в России был поразивший всю Европу религиозно-философский Ренессанс, жили и творили такие философы-идеалисты как С. Булгаков, П. Флоренский, С. Франк, Н. Бердяев, В. Эрн. Некоторые из них, как, например, Н. Бердяев, заложивший основы философии религиозного экзистенциализма, оказали сильнейшее влияние на западную мысль. В Европе в том же ХХ веке после II мировой войны мы также наблюдаем возрождение религиозной философии; возникает католическая неосхоластическая философия, представленная Жильсоном, Маритэном, другими крупными исследователями.

Впрочем, увы, есть до сих пор естественники, полупрезрительно настроенные к философии, что, кстати, не лучшим образом характеризует их культурный уровень. Но как тогда быть с тем, что великий русский лингвист Н. С. Трубецкой, литературовед М. Бахтин, антиковед А. Ф. Лосев и другие представители нефилософских дисциплин внесли выдающийся вклад в современную науку вовсе не на основе материалистического мировоззрения, поскольку они были христианами. Причем, эта была не просто, как говорится, «личная вера», они активно использовали идеи религиозной философии и богословия в своих специальных научных исследованиях? Может, теперь и филологию, историю, культурологию и прочие подобные дисциплины исключить из списка научных специальностей ВАК?

Да и среди физиков и вообще естественников, особенно за рубежом немало людей верующих. Приведем в пример Альберта Эйнштейна, который утверждал, что любой физик, углубившийся в тайны природы, не может не прийти к предположению, что мироздание устроено в согласие с разумным планом. Другой пример подобного рода — создатель квантовой механики Вернер Гейзенберг, который не скрывал своих идеалистических воззрений и утверждал, что на фундаментальные для квантовой механики идеи его натолкнуло чтение диалогов основателя философского идеализма Платона.

Я уже не говорю о странах Востока, таких как Пакистан, Иран, Саудовская Аравия и других, где практически все ученые являются правоверными мусульманами. Это не мешает пакистанским и иранским физикам создавать ядерные реакторы и атомное оружие.

Может быть дело в том, что академики, подписавшие письмо к президенту, учились в наших университетах в 30-е-40-е годы прошлого века, когда из философии там преподавалась лишь глава из «Краткого курса истории КПСС» с изложением марксизма, которое даже сами философы марксисты называют вульгарным и примитивным? Именно оттуда они почерпнули убеждение, что наука и нематериалистическое мировоззрение несовместимы и что религия — непримиримый враг науки. С тех пор прошло много лет, но в области гуманитарной их образование не продвинулось и они до сих пор во власти стереотипов 70 летней давности.

В действительности же парадигма, которую они исповедуют — вульгарный воинствующий атеизм, безнадежно устарела. Она принадлежит даже не ХХ и не XIX, а XVIII веку, когда просветители Дидро, Ламетри и Гольбах свято верили в том что наука займет место религии и объяснит человеку все тайны мира (в XVI-XVII веках, когда происходила научная революция, давшая миру науку современного типа, все было не так. Отцы этой науки — Коперник, Кеплер, Галилей, Ньютон были глубоко верующими людьми, некоторые из них, как например, Ньютон, занимались также и теологией, и были убеждены, что без веры в Бога невозможно обосновать существование законов природы и значит, теряет смысл сама физика). Уже в ХХ веке многие философы заговорили о крушении титанических идеалов Просвещения, о новом сближении религии и науки, видные ученые открыто стали заявлять о своей приверженности религиозным ценностям. Вообще зашатались столпы Просвещения — вера в негативную свободу и врожденные права человека, в общественный договор и либеральную демократию. При всей либеральной риторике даже Запад на деле, а не словах становится авторитарнее и консервативнее, что уж говорить о других цивилизациях. Не пора ли и нам пересмотреть вульгарно-атеистические штампы, рожденные эпохой антифеодальных революций и порядком с тех пор обветшавшие?

Автор этих строк, например, не видит ничего дурного, если возникнет научная специальность теология, и преподаватели теологии придут в вузы. Напротив, если на философском факультете курс «Философии средних веков» будет читать профессиональный теолог, а не бывший вульгарный марксист, переквалифицировавшийся в не менее вульгарного либерала, то от этого выиграют только студенты. Невозможно разобраться в средневековой философии, которая создавалась богословами, не имея специальной теологической подготовки. Что может рассказать о гностиках, арианах, и христианской диалектике человек, который никогда не видел в глаза труды отцов церкви? Не помешало бы изучение теологии и филологам. Как может понять Достоевского человек, не открывавший в жизни Библию?

Может быть, математики без теологии и обойдутся (хоть и им полезно было бы знать, что понятия бесконечно малой и бесконечно большой величины, без которых невозможно было бы дифференцирование и интегрирование, ввел теолог Николай Кузанский, причем и под тем, и под другим он понимал Божество), а вот гуманитариям это насущно необходимо.

Более того, любой историк философии, преподающий в современном вузе, и желающий опираться на источники, уже плодотворно взаимодействует с теологами и церковью, пардон, без разрешения на это президента России (пусть уж простят нас академики, взывающие к нему по столь важному поводу!). Как преподавать философию эпохи патристики, если в светских библиотеках нет творений отцов — капподокийцев, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, мусульманских суфиев и т.д., а все эти темы есть в учебной программе? Ограничиться лапидарным изложением учебника, как правило, написанного столичным преподавателем старшего поколения, который тоже этих творений не читал, поскольку вместо них во время оно штудировал тот же «Краткий курс»? Приходится обращаться в библиотеки духовных учебных заведений — православных и мусульманских институтов, а также к работающим там богословам с ученой степенью — за комментарием, консультацией. Я знаю много светских преподавателей, которые добровольно слушали те или иные курсы в духовных учебных заведениях, дабы повысить свой уровень педагога и исследователя. Так что взаимодействие теологов и ученых, о которых говорит резолюция русского национального собора — это не благое пожелание, а уже реальность.

Теология — одна из древних, почтенных научных дисциплин. Знакомство с ней необходимо каждому культурному человеку, будь он и атеист. Другое дело, что, по моему мнению, преподавание теологии в светском вузе, в многоконфессиональной, а то и атеистической аудитории, прежде всего, должно предполагать академический обзор теологических концепций, которые необходимы студентам для углубления знаний в других дисциплинах, а не чистую апологетическую деятельность. И возможно, это должен быть факультатив, не предполагающий сдачи экзамена.

Наконец, что касается преподавания «Основ православной культуры» в школе, то тут авторами письма поднят очень большой и сложный вопрос. Действительно, с одной стороны разделение детей в школах на православных и неправославных может привести к конфликтам и напряженности. Кроме того, если уж будет введен такой предмет, то представители других традиционных для России конфессий, прежде всего ислама, тоже могут рассчитывать на аналогичную дисциплину для детей-мусульман. Но разве уже сейчас, насаждая по сути дела самый грубый воинствующий атеизм, наша школа не раскалывает общество? Те же православные и мусульманские дети, посещающие церковь и мечеть, придя в школу, зачастую слышат от учителей или от других детей, чьи родители атеисты, оскорбительные замечания о церкви и священнослужителях. Сегодняшний вульгарный атеизм весьма конфликтен, это видно по письму академиков, и еще более ярко, по восторженным откликам на него на страницах газет и в Интернете. Вряд ли это укрепляет мир в обществе. Кроме того, преподавание основ религиозной культуры, на наш взгляд, приведет к межнациональному расколу, только если это преподавание будет построено так, что в нем будут акцентироваться противоречия между традиционными религиями России (которые, особенно, на уровне догматики, безусловно, имеются). Но можно же строить их преподавание иначе, акцентируя внимание на том, что ценности традиционных для России религий — основа нашей единой российской культуры, к которой принадлежат и православные русские, и мусульмане татары и буддисты буряты. Такое преподавание должно быть вписано в нашу общую национальную идею. И это, уверен, возможно, другое дело, что не современному компрадорскому либеральному государству такую идею предлагать…

Религия несет в себе тысячелетние культурные ценности. Трудно понять историю нашей страны, ее особенности без знания религии и прежде всего, русского православия, его вероучения, его обычаев, обрядов, традиций (также как невозможно понять культуру США без знакомства с протестантским мировоззрением, коль скоро эта страна была создана белыми англо-саксонскими протестантами (WASP)). Как справедливо заметил философ П. А. Флоренский, культура происходит от слова «культ». И всякий, кто хочет быть подлинным патриотом России, каковой немыслим без углубленного овладения сокровищами русской культуры, и каковых мы все хотим воспитывать в наших школах и вузах, не может обойтись без знания такого ее пласта как русское православие.

Часть 2. Левый патриотизм и космополитический атеизм

Но пока мы говорили о логических аргументах, которые содержатся в письме академиков. Однако оно имеет еще явный политический смысл. Ведь, давайте признаемся честно, письмо академиков как таковое лишь вершина айсберга, оно выражает настроение целой части населения России (а судя по подписи под письмом академика Алферова и по отзывам на письмо в «Советской России» и части левопатриотической оппозиции). Действительно, многие сейчас убеждены, что взаимодействие церкви и государства есть нечто невиданное в нашем XXI веке и что провозглашение светского государства предполагает абсолютное дистанцирование государства от любой религии. Им трудно поверить в то, что принцип светскости государства совместим с признанием одной или нескольких конфессий традиционными и культурообразующими. Им кажется, что возможны лишь две крайности — либо полнейшая теократия, либо полнейший госатеизм. Но сама жизнь показывает, что это не так. Обратимся, как любят сейчас говорить, к зарубежному опыту (о чем уже немного говорилось в самом начале письма).

В Европе и сейчас, в начале XXI века существуют страны, где церковь до сих пор не отделена от государства. Это, например, Великобритания, где две церкви — англиканская и пресвитерианская — являются официальными, глава их — глава государства — король или королева, смещающий и назначающий епископов и архиепископов. За счет государства там ремонтируются храмы; священники, служащие в больницах и в тюрьмах, получают зарплату из госбюджета, в школах Англии и Шотландии есть обязательный предмет «Мировая религия» и обязательная школьная молитва. Лютеранская евангелическая церковь является государственной в Дании, Норвегии, Швеции, Финляндии. Во всех этих странах конституция обеспечивает свободу вероисповедания и существует множество религиозных общин вплоть до мусульманских, но религия «титульного» народа признается государством приоритетной как дань исторической традиции. В ФРГ, где церковь отделена от государства, тем не менее, особые юридические соглашения даруют привилегии традиционным для немцев конфессиям — лютеранству и католицизму (из политкорректности немцы добавили к ним и иудаизм, дабы компенсировать немецким евреям удар, нанесенный в годы нацизма). В ФРГ в государственных школах преподают вероучительные дисциплины, государство взимает особый налог на содержание католических, протестантских и иудейских общин (правда, налог добровольный и платят его лишь члены этих церквей). В ФРГ действуют две партии, выражающие интересы верующих и вообще консервативно настроенных граждан — Христианско-демократический союз (ХДС), и Христианско-социалистический союз (ХСС). Но и помимо этого традиционные конфессии Германии имеют приоритетные права на выступления в государственных СМИ: на радио, по телевидению для высказывания своего мнения по актуальным вопросам. Это, кстати, не значит, что живущие в ФРГ мусульмане или буддисты, или кришнаиты в чем-либо ущемлены, закон гарантирует им свободное исповедание своей веры, просто их вера не является традиционной для немецкого государства и общества.

В тех же странах Европы, где религия внесла большой вклад в дело национального освобождения, она вообще занимает выдающееся место в общественной жизни. Так, греки сумели сохранить свою национальную самобытность во время многовекового турецкого ига во многом благодаря греческой православной церкви. Поэтому в Греции православие государственная религия. Нынешняя конституция Греции (принятая в 1975 году) провозглашает: «Господствующей в Греции религией является религия восточно-православной Церкви Христовой». В Греции священство православной церкви получает зарплату из государственного бюджета, в государственных учебных заведениях православными священниками преподается «Закон Божий», ремонт и строительство православных храмов осуществляются за счет государства, брак между гражданами Греции признается государством только если он был произведен по церковному обряду. Прозелитизм, то есть обращение граждан Греции в свою веру со стороны неправославных конфессий на территории Греческой Республики законодательно запрещен. Точно также обстоит дело в Ирландии, издавно боровшейся за особые права в составе Соединенного королевства и в начале ХХ века добившейся их (причем, католицизм здесь играл роль важнейшего маркера, отличающего ирландцев от протестантов-англичан). Конституция Ирландии не просто признает католическую религию государственной, и «религией значительного большинства граждан», но и провозглашает: «Государство подтверждает, что Всемогущему Богу принадлежит принесение публичного поклонения. Государство будет почитать Его имя и уважать и почитать религию». Как видим, атеизм в Ирландии не то чтобы объявлен вне закона, но во всяком случае считается плохо совместимым со званием патриота и образцового гражданина своего государства.

Правда, пример Греции и Ирландии скорее исключение, чем правило. Легко заметить, что принцип отделения церкви от государства либо совсем упразднен либо исполняется формально лишь в странах традиционно протестантских (Великобритания, Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия). В странах традиционно католических (Испания, Италия, Бельгия и т.д.) даже при том что большинство населения там составляют католики принцип отделения церкви от государства, как правило, проводится довольно жестко (хотя и здесь через консервативные партии католическая церковь стремится отстаивать свои позиции и добивается, например, введения в школах для желающих вероучительных дисциплин). Это объяснимо: государства современной Европы только на словах безидеологичны. На деле они проводят в жизнь радикальную либеральную идеологию, которая вбивается в головы гражданам с детства — через школьные учебники, телевидение, рекламу. Это мировоззрения, которое во главу угла ставит индивидуальность и ее даже самые извращенные желания и капризы. Протестантское мировоззрение с его культом индивидуализма, финансовой успешности, рационализма и методизма в целом вполне коррелирует с либерализмом, и не случайно протестантские церкви легко идут на адаптацию своего вероучения к нормам либеральной политкорректности (так, в Англии англиканская церковь под давлением феминисток разрешила возведение в сан священников женщин, а под давлением гомосексуалистов провозгласила гомосексуализм не противоречащим заповедям Библии, в Америке же протестанты вообще разработали «политкорректную Библию», откуда убрано даже именование Бога Отцом, в угоду феминисткам там говорится о нейтральном «Верховном Существе»). Католическая же церковь, несмотря на отдельные уклоны в сторону модернизма до сих пор стремится отстаивать традиционные ценности (и в этом она схожа с православной). Католики выступают против абортов, признания гомосексуального сожительства браком и т.д., и в силу этого они постоянно подвергаются нападкам со стороны блюстителей либеральной политкорректности и уж, конечно, государство, где официальной идеологией стал радикальный либерализм, тоже не питает к католикам симпатий.

Кстати, в России также прежде всего радикал-либералы и ультралевые коммунисты-троцкисты являются главными критиками православной церкви. В данном случае в едином лагере оказываются марксисты-западники, для которых Россия со всем ее культурным своеобразием — лишь запал для мировой революции, и ее можно особо и не жалеть, и либералы-западники, для которых России также — «эта страна», которую нужно разделить на десяток государств, перековать при помощи программ фонда Сороса, порнографии и рекламы и только потом можно пускать в «глобальное открытое общество», конечно, на правах сырьевого придатка, чем «новая демократическая Россия» должна по мысли либералов еще и гордиться. И также в одном лагере против этих антирусских и антироссийских проектов оказываются правые патриоты-консерваторы, защищающие традиционные религии России и прежде всего русское православие и левые консерваторы, принадлежащие к КПРФ и сочувствующим ей кругам, которые выступают не за любой социализм (ведь социализм бывает и космополитическим, западническим, враждебным к России), а за социализм русский и российский, который выводит социалистический дух не только из абстрактных экономических отношений, но и из такой специфичной черты русской культуры как соборность, проявляющейся и в крестьянском быте России и в русском православии. Исходя из этого, лично мне больно читать, например, агрессивные, вульгарно-атеистические, восторженные отклики на письмо академиков на страницах «Советской России». И это люди, которые считают себя сторонниками КПРФ — партии русского социализма, партии, отвергшей путь космополитического коммунизма Л. Д. Троцкого, партии, провозгласившей себя наследницей традиций И. В. Сталина — величайшего русского державника и русского патриота, в правление которого были прекращены безрассудные и кощунственные гонения на православную церковь!

Об этом мне хотелось бы сказать подробнее. Действительно, на приведенные выше примеры отношений религии и государства в Англии, Ирландии, Дании и ФРГ можно возразить, что нам, левым патриотам, Запад не указ, поскольку мы исходим из того, что Россия — самобытная цивилизация, идущая по своему уникальному пути и в экономике, и в госстроительстве и т.д. Однако для всякого левого патриота — будь он коммунистом, как члены КПРФ, или евразийцем, как автор этих строк, политика И. В. Сталина и советского государства сталинского периода — при всей трагичности и противоречивости той эпохи — своего рода путеводная звезда. Но ведь одной из важнейших составляющих этой политики был как раз отказ от утопии полного уничтожения религии в СССР и фактическое признание русского православия культурообразующей конфессией.

Сегодня многие либералы и к сожалению, некоторые представители русской православной церкви любят порассуждать о том, что прекращение гонений на церковь в правление Сталина якобы было вынужденным ловким политическим ходом, так как в период войны государство нуждалось в поддержке масс населения, сохранивших верность православию (перепись 1938 года показала, что несмотря на широчайшую религиозную пропаганду, 50 миллионов жителей ССР, то есть ¼ часть населения признали себя верующими). Но перед нами очередная идеологическая фальсификация. Как убедительно доказал В. В. Кожинов, изменения отношения к религии со стороны советского государства, равно как и изменения оценки русской культуры, наблюдались уже во второй половине 30-х г.г. Так в 1936 году особое постановление комитета по дела искусств запретило постановку пьесы Демьяна Бедного «Богатыри», которая была кощунственной комедией, высмеивающей крещение Руси, св. Владимира и былинных богатырей. Показательно, что в постановление говорилось в частности, что пьеса «…дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа (курсив мой — Р.В.)». Для современников это постановление было шоком. Ведь недалеки был времена, когда Мейерхольд, ныне оплакиваемый интеллигенцией как «жертва большевизма», плясал на сцене под частушки собственного сочинения: «Иуда — коммерсант хороший, Христа продал, купил калоши», а религия объявлялась безусловным злом, которое планировалось искоренить за одну «безбожную пятилетку» (добавим, что есть очевидная ирония истории в том, что партия признает крещение Руси положительным фактом именно в 1936 году, в котором по негласным планам Союза воинствующих безбожников в СССР должны были полностью исчезнуть церкви, молитвенные дома и священнослужители). В том же 1936 году в интервью газете «Правда» (26 ноября 1936 г.) Сталин отверг «запрет на отправление религиозных культов» и заявил что «не все бывшие белогвардейцы, кулаки и попы враждебны Советской власти». Далее, по новой Конституции 1938 года все граждане СССР, в том числе дворяне, бывшие капиталисты, священники получали равные права (по прежней Конституции «бывшие» были ущемлены в правах, например, не могли участвовать в выборах в Советы). Говоря об альтернативности выборов, гарантированных той же Конституцией 1938-го, Сталин замечал, что в Советы может быть избран и священник. Разумеется, перед нами совершено нереальное для СССР предположение, тем не менее, сам факт того, что глава партии произнес такие слова, свидетельствует об изменении отношения к церкви. В 1940 году были отменены «шестидневки», введенные в 30-х г.г., дабы выходной стал «плавающим» и не приходился на христианский праздник воскресенье. Верующие получили возможность посещать храм в воскресный день. Тогда же государство фактически перестало поддерживать союз воинствующих безбожников (в первые месяцы войны Сталин его председателя Е. Ярославского, который был знаменит кощунственными нападками на церковь и Библию, заставит написать для «Правды» статью … «Почему религиозные люди против Гитлера» с положительной оценкой верующих)…

Эти несколько примеров из множества, которые в совокупности не позволяют сомневаться: сталинская политика, которая начала реализовываться после победы над оппозицией в партии, предполагала в обязательном порядке прекращение гонений на православие и вообще изменение отношения к религии. Возможно, война подтолкнула этот процесс, но начался он гораздо раньше, еще во второй половине 30-х годов, когда помощь церкви в борьбе с фашизмом Сталину вовсе не требовалась. Важно заметить и то, что поворот к религии происходил одновременно с поворотом к русскому патриотизму. Во второй половине 30-х г.г. на экранах появляется фильм «Александр Невский», где, как заметил Кожинов, под музыку вернувшегося из эмиграции Прокофьева поют: «Вставайте люди русские!» Затем выходит на экраны первая серия «Ивана Грозного», где продолжается линия реабилитации в общественном сознании образов славных русских царей и князей. В 1937 году официально отмечается 100-летие со дня смерти А. С. Пушкина, которого руководители революционного государства называют великим русским поэтом (а еще недавно Пушкина революционеры именовали не иначе как певцом помещиков-крепостников!). В школах вводится отмененный ранее предмет «История», из ссылок возвращаются ученые-гуманитарии, которые были осуждены как «националисты» и «монархисты», в качестве учебного пособия издается книга историка, монархиста по убеждениям С. Платонова. Троцкий из эмиграции прямо объявляет Сталина контрреволюционером и русским великодержавным шовинистом. Ультрареволюционеры в самом СССР тоже негодуют, только стараясь делать это потише, так как времена, когда ругать «русопятство» было можно и должно, прошли. Большевичка А. А. Берзинь заявляла в 1938: «типичный лозунг теперь: мы — русский народ. Все это пахнет черносотенством и Пуришкевичем». Особенно возмущали партийных оппозиционеров восстановление Сталиным казачьих войск с формой казаков дореволюционного образца, дореволюционные звания в Красной Армии (лейтенант, майор, полковник), впоследствие — погоны у офицеров, которые ранее ассоциировались лишь с белогвардейцами.

Заметим, что причиной всему этому была не только воля Сталина (который во многом как любой опытный политик, отталкивался от обстоятельств), но и пробуждение русского национального самосознания после стольких лет его унижения и третирования, переход революции в фазу «бонапартистского империализма». Сталин просто выразил эти настроения.

Итак, встреча Сталина и будущего патриарха Сергия в Кремле в 1943 году была предрешена. После той встречи и особенно после создания Совета по делам религии, можно говорить о том, что в СССР православие получило признание со стороны государства как традиционная религия русского народа (подобно лютеранству и католицизму в современной ФРГ). Историк С. Резник, который, надо сказать, симпатий ни к Сталину, ни к большевикам не питает, так и пишет: «Было заключено формальное соглашение между властью и православной церковью (но не с другими религиозными группами), так что Православие вновь получило статус привилегированной религии». Действительно, сталинское государство прекратило преследования и даже стало оказывать поддержку (в восстановление храмов, воссоздании системы подготовки священников — семинарий, академий) именно православию (и в меньшей мере исламу, традиционному для республик Поволжья и Кавказа, а также лютеранству, традиционному для Прибалтики). Большинство протестантских и неопротестанских сект, которые мутным валом сейчас захлестнули Россию, находились тогда под запретом (так Советской властью были объявлены «изуверской сектой» «Свидетели Иеговы», «пятидесятники» и т.д., столь активные сейчас, когда по мнению некоторых атеистов «только лишь православие» проникает в общественное сознание. Кстати, в преследовании сектантства, также как и в привилегиях православию, советское государство было наследником Российской Империи; когда «православные диссиденты» Солженицын и Шафаревич кляли Советскую власть за то, что она лишает родительских прав родителей- сектантов, то они могли бы вспомнить, что и любимая ими православная империя объявляла детей лиц, перешедших из православие в сектантство, незаконнорожденными, запрещая родителям-сектантам воспитывать их ).

После смерти Сталина и прихода к власти Хрущева гонения на православие возобновились. Надо заметить, что Хрущев по своим взглядам был фактически леваком-троцкистом, об этом говорят его любовь к всевозможным социальным экспериментам (создание совнархозов и т.д.), расцвет космополитической субкультуры в годы его правления (творчество так называемых «шестидесятников — Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы и т.д.»), его агрессивная внешняя политика, направленная на обострение отношений между социалистическим и капиталистическими лагерями («Карибский кризис», обещания «похоронить Америку», сделанные с трибуны ООН), диаметрально противоположная оборонительной и изоляционистской политике сталинского СССР. Продолжил он традиции космополитического коммунизма и в борьбе с РПЦ. Тем не менее, Сталиным уже были заложены основы «симфонии» социалистического российского государства и православной церкви (увы, в полной мере не реализованной, так как политика Сталина не имела достойного наследника) и благодаря этому в СССР даже после «левого поворота» особое место РПЦ сохранилось. Уже в 1977 году диссидент А. Д. Сахаров в письме к американскому президенту Джимми Катеру, посвященном проблеме «свободы совести» в СССР, писал об «унижении официальных церквей в СССР» и о юридическом преследовании сект. Очевидно, под «официальными церквями» понималась прежде всего русская православная церковь. Отчасти именно потому, что начиная с 1943 года православие неофициально было «официальной церковью» в СССР (пусть в той небольшой мере, в какой религия может поддерживаться марксистским государством), оно так легко стало возрождаться и укреплять влияние после 1988 года, когда марксистское еще государство позволило на официальном уровне праздновать 1000-летие крещения Руси, и далее после 1991 года.

Исходя из всего этого вряд ли левый патриот может выступать против сближения традиционных конфессий России и, прежде всего, русского православия с государством. Оставим эту сомнительную заслугу рьяным сторонникам СПС вроде академика В. Гинзбурга, которые хотели бы видеть подрастающие поколения россиян космополитами, не знающими ни обычаев, ни культуры, ни основ религии своих предков и считающими высочайшей цивилизацией США. Рассуждения о том, что православие служит буржуазным интересам настолько примитивно, что даже стыдно слышать его от членов левопатриотической оппозиции, ведь кажется виднейшие русские философы от Бердяева до Ильина прекрасно показали антибуржуазный и антизападный дух православия с его идеями нестяжательства, соборности. А вот воинствующий вульгарный атеизм, да еще направленный на культурообразующую конфессию России, как раз сущностно совпадает с интересами западных глобалистов, которые хотели бы поскорее превратить россиян и прежде всего русских в космополитический сброд, который будет послушно выполнять волю МВФ и американской администрации. Православие — лоно культурного своеобразия русских, многих других народов России, влияние православных ценностей видно даже в сфере светской культуры русских, например, в классической русской литературе, живописи, музыке, не говоря уже о ментальности и бытовом поведении. Лишить русских знания основ православной культуры — значит, лишить их национальной идентичности.

Думаю, что члены левопатриотической оппозиции, выступающие против церкви — от академика Алферова до простых людей, пишущих отзывы в газеты, просто это не осознают, иначе они сами бы с ужасом отбросили вульгарный, воинствующий атеизм, сконструированный в 20-е годы Троцким и Ярославским и до сих пор служащий уничтожению России. Левый патриот, следуя традиции, заложенной русским коммунизма Сталина, должен напротив, выступать за сближение православия и других традиционных религий России и государства. И действия современной власти в это направлении можно было бы и приветствовать, если бы … они не были, как и вся компания «путинского патриотизма» большей частью мимикрией, шумихой и показухой. Если либералы-космополиты возмущены, как им кажется, слишком благосклонным отношением к церкви со стороны государства, то мы, левые патриоты и левые консерваторы, должны как раз указывать на противоположное — на то, что сближение власти и церкви носит не подлинный характер, как это было во времена И. В. Сталина и митрополита Сергия, а напускной, поверхностный характер, строятся не на основе подуманной государственной концепции, которая поставила бы православные ценности во главу угла при противостоянии глобалистской культурной экспансии, а на личной и показной религиозности высших лиц государства — от президента Путина до мэра Москвы Лужкова.

Да, президент РФ и его окружение на Пасху приходят в православный храм и стоят там со свечкой. Но реальную помощь православной церкви государство не оказывает. Храмы в основном восстанавливают на пожертвования частных лиц и за счет энтузиазма прихожан, а вовсе не за госсчет, хотя затем чиновники этого государства их торжественно, под вспышки фотокамер посещают. Священники, вопреки убеждению воинствующих атеистов, получают нищенские зарплаты, которых не хватает на содержание семьи (а в семьях священников обычно от 3 до 7 детей, ведь контрацепцию церковь запрещает). Православные программы на ТВ и радио ставятся рано утром, в то время, когда аудитория минимальна, а православные газеты выходят мизерными тиражами. Наконец, в вузах «Историю религии» преподают те же преподаватели научного атеизма, которые рассуждают об «архаичности» и «замшелости» православия и «прогрессивности» католицизма и особенно протестантства (так что как видим, у нас Джо сих пор нет светского государства в европейском смысле, ведь у нас атеизм до сих пор не отделен от государства, что явное нарушение принципа свободы совести).

Зато при этом руководители и члены самых одиозных и изуверских сект легко арендуют школы, дворцы культуры, куда ни за что и никто не пустит православного священника, получают самое лучшее время на радио, о котором и не мечтают православные программы. В то же самое время, когда в обществе горят страсти о введение в школах предмета «Основы православной культуры», дисциплины с элементами откровенного оккультизма вроде валеологии уже введены в гимназические и вузовские программы и по ним уже сдают обязательные экзамены. Пока общественность спорит: может ли теология быть признана научной дисциплиной ВАК, теософы, антропософы, рерихианцы прекрасно защищают диссертации и получают степени кандидатов и докторов наук, признаваемые ВАК. Одновременно с тем как православную церковь упрекают, что она слишком активно вмешивается в жизнь общества, экстрасенсы гадалки, маги развивают самую широкую деятельность. Они на каждом углу открывают салоны, размещают дорогущую рекламу в газетах и на ТВ, выпускают свои газеты и журналы. Плодами их трудов становятся сильнейшие психические расстройства у их постоянных клиентов. Государство никак реально не противостоит даже сатанинским культам, которые становятся популярными у российской молодежи, и которые напоминают о себе регулярными погромами на православных кладбищах.

Все это происходит в государстве, про которое некоторые атеисты с высокими учеными степенями говорят, что оно излишне православное, но все это означенных атеистов, кажется, не так уж волнует. Во всяком случае ни о чем таком они в своем письме к президенту не упомянули…

Нет, подлинное возрождение русской культуры, равно как и культур других народов России, которое невозможно без признания государством особого статуса традиционны конфессий России и прежде всего православной церкви, возможно только если к власти придут подлинные патриоты, наследники Невского и Жукова, Грозного и Сталина, а не нынешние приватизаторы, прикрывающиеся патриотической фразой и показным крестным знамением.

Р. Р. Вахитов,
кандидат философских наук,
г. Уфа

Все права защищены. Копирование материалов без письменного уведомления авторов сайта запрещено


Hosted by uCoz