«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
  |
Традиция как философский принцип опознания бытия человека, народа, социума. Сейчас необходим философский прорыв в познании категории “традиция”. В нашей литературе до сих пор широко распространены за редким исключением натуралистические и социоцентрические концепции, особенно в конкретных науках (например, в этнографии и этнологии, культурологии, использующих понятие традиции преимущественно в аспекте анализа “обычаев”, “обрядов”, “национальной психики” или, как сейчас принято называть, “менталитета”), в которых “традиция” осмысливается как “отвлеченное” и “внечеловеческое” начало, как способ принудительной, стандартной, стереотипизированной организации жизни какой-либо общности людей. Типичным и пожалуй самым интересным (для нас) примером в этом отношении является современное учебное пособие для вузов И.В.Кондакова “Введение в историю русской культуры”. Автор начинает анализ русской культуры с обнаружения “общего основания” социокультурных процессов и явлений. “Можно предположить, — пишет он, — что таким общим основанием в каждой национальной культуре является совокупность наиболее значимых условий внеисторического (или надысторического) характера, к которым относятся такие факторы, как геополитическое положение, ландшафт, биосфера (и иные показатели среды обитания), фундаментальные свойства данного этноса..., образующие в сочетании с многочисленными историческими факторами — представление о национальном своеобразии народа и его культуры, о национальном характере и национальной исторической судьбе, о национальном “образе мира” (т.е. формах мироощущения, миросозерцания нации, проявляющихся затем в мифологии, фольклоре, обычаях и обрядах, формах религиозного культа, а позднее — в философии, литературе и искусстве, общественно-политического, государственно-правового, морально-этического самоопределения нации и т.д.)”. Для описания всех этих многообразных явлений автор учебника использует явно расширительно трактуемое понятие “менталитет” (или “ментальность”). А понятие “традиция”, призванное, на наш взгляд, выявить общие метафизические смыслы и значения перечисляемых автором явлений, так или иначе ассоциирующихся с вопросом национального своеобразия, понимается в старом “духе” как предание, ритуал и т.п.В отличии от этого мы переводим социальную и социокультурную проблему традиции, философско-антропологически нами обоснованную, в плоскость методологии. С этой точки зрения традиция предстанет как универсальный философско-антропологический принцип конкретно-исторического национального (и на этой основе — метанационального) опознания бытия человека, народа (этноса), социума. Антропоцентризм — вот суть традициологии. Наше понимание традиции сфокусировано на человеке как смыслонесущем центре традиционного национального бытия. Применительно к нашим познавательным задачам названный подход сводится к поискам ответа на вопрос: как и зачем человек творит традицию, а она творит человека? Этот подход можно рассматривать как своего рода “антропологический компас” , посредством которого выявляется и постигается суть традиции — сущность образа человека в ней — самовыражение человека (самостановление и самобытие) в диалектике деятельной сущности и существования.Наметим основные линии методологического раскрытия философско-антропологического подхода к анализу традиции. Во-первых, этот подход должен раскрываться как система понятий и ценностей, т.е. выявленных смыслов и значений человеческого бытия, опирающаяся на частно-научное знание (в области социологии, культурологии, истории, этнологии и т.д.) и представлена в контексте социально-духовной атмосферы бытия этноса и социума. Человек — объект и субъект аксеологического мировосприятия, мировоззрения. Например, Кант, Гегель и Фейербах ставили и решали вопрос, каким способом человек только и может выявлять ценностные характеристики сущего. Они показали, что человек должен смотреть на мир так, как если бы он обладал модусом абсолютного бытия, был бы ориентирован только на “быть”. Только в этом случае возможна оценка, хотя фактически этим свойством человек не обладает: он слаб, конечен, отчужден. В ходе оценки человек формирует мировоззренческую картину мира, в котором он фактически живет, разную в различных традициях. Вне традиции выработка ценностей невозможна. Традиция оказывается центром абсолютного человеческого бытия. Под системой ценностей или высших человеческих смыслов и значений мы понимаем такие состояния коллективного национального духа, которые мотивируют человеческую деятельность посредством специфической культуры общества и этноса. Культуру народа можно определить как “процесс и результат человеческой деятельности, смысл которой заключается именно в реализации определенных ценностей или жизненных смыслов”. Следует подчеркнуть осознание традиции как тотального человеческого качества или как универсальной экзистенциальной ценности. Когда традиция осмысливается лишь на уровне нормативного социального поведения (даже безотчетного — на основе обычая и привычки) индивида в обществе, ценностные качества человека и традиции не самоочевидны, не рефлектированы. Традиция обретается, осознается, это не воздух, которым живет человек, даже не замечая этого. Она — естественная и первичная “территория”накопления, хранения, возвышения и трансляции экзистенциальных ценностей человека (жизни, смерти, любви, семьи, свободы и т.д.). А потому и есть, пожалуй, самая надежная область нашего аутентичного (в том числе и этнического) существования. А потому, традиция — источник исторической, культурной и национальной относительности ценностного постижения мира, критериев добра и зла, прекрасного и безобразного, истины и заблуждений, справедливого и несправедливого, религиозных систем “искупления” и “спасения” человека. Во-вторых, мы осмысливаем традицию исходя из понимания человека как субъекта материального и духовного производства, в котором материализуются потребности в труде, познании, оценке, общении. Отсюда возникает необходимость более содержательной и системной интерпретации роли человеческих потребностей в становлении и развитии человека и его традиции. Происхождение и функционирование, таким образом, любой традиции должно быть исследовано и с точки зрения потребностного подхода, который позволяет понять, как в традиции человек (этнос) реализуют свои “сущностные силы” (К.Маркс). В любой традиции отражается основное противоречие человеческого бытия — между осознанием силы и неотвратимости человеческих потребностей и их всегда конкретно-исторической и ограниченной реализацией. Человек, живущий в традиции, есть потребность возникнуть, стать, быть, самоутвердить свое жизненное потребностное состояние. В-третьих, применение философско-антропологического подхода должно выявить “идеальный тип” традиции, исследование которого возможно в относительной абстракции от ее конкретно-исторических модификаций. Как известно, под “идеальными типами” М.Вебер понимал идеальную модель того, что целесообразно и отражает интересы человека “здесь” и “теперь”. “Идеальные типы” выступают в качестве критериев и ориентиров, на основе которых нужно и должно корректировать всякое бытие социума. “Идеально-типическое понятие представляет собою усиление известных черт данной совокупности культурных явлений до утопичности. При этом отыскиваются именно те ее черты, которые являются наиболее характерными и существенными для нее и в тоже время в различной мере свойственны и другим культурным явлениям. Именно по этой последней причине идеальный тип и является типом”. Несмотря на то, что “идеальный тип” никогда не соответствует полностью действительности и несет в себе утопический момент, тем не менее он есть необходимая, общественно-значимая сущность и привносит целесообразность и упорядоченность в мышление и поступки людей, а также служит неким методологическим ориентиром осмысления решения практических задач, прогноза социальной жизни. Реализация веберовской мысли означала бы доказательство познавательной (эвристической) ценности этой методологии. В-четвертых, последовательность анализа явлений традиции должна быть задана единством историко-критического и логико-познавательного принципов исследования. Это означает выявление реального процесса осознания традиции в истории народа, опираясь на философскую гуманистическую мысль, признавая антропологическую природу сущности этноса и социума — человека — мировоззренческого носителя традиции. В частности, С.Л.Франк указывал, что сущностным свойством (и в этом его своеобразие) русского мировоззрения и национального народного характера (мы можем сказать — традиции в целом) является антропоцентризм .Историко-философским оправданием и подтверждением истинности антропологического образа традиции этноса может служить, на наш взгляд, та универсальная логико-гносеологическая схема, в соответствии с которой русские философы, как отмечается в нашей литературе, предметом именно философской интерпретации делали те идеи, которые считали традиционными для русской души и русского духа, т.е. ментальными и мировоззренческими установками для мировосприятия и жизнеустройства. Например, почти всеми русскими философами выделяется идея соборности. Н.А.Бердяев всю жизнь изучает свободную творческую деятельность как ключевой мировоззренческий принцип. Ф.М.Достоевский в качестве системообразующего компонента русской традиции отмечает идею религиозности русского народа (поиски “русского Христа”, русский народ — “народ богоносец”) и его социально-религиозный мессианизм. Идея любви, братства, сердечного отношения человека к другому как ментальную, выделяют Б.П.Вышеславцев, Н.О.Лосский, Г.С.Сковорода, Л.Н.Толстой. У И.А.Ильина главным принципом выступает сильная государственность, в которой он видел особенность мировоззрения русского народа, русской традиции в целом.В СССР (в отличие от русской эмиграции) основные онтологические начала русского мировоззрения (в частности, идеи коллективистского (общинного) способа организации русской жизни, сильной идеократической государственности)исследовались преимущественно в марксистском материалистическом варианте. Современный либерализм в России полагает это обстоятельство следствием “духовного тоталитаризма” и сталинского монизма. “Однако при внимательном анализе видно, — пишут авторы современного учебника по философии, — что это — закономерный ход развития русской культуры, в которой, как и в любой другой культуре как целостности, есть место двум противостоящим и взаимно дополняющим друг друга традициям идеализма и материализма. Причем, что особенно важно, при этой трансформации остались прежними основные смыслы и принципы организации жизни человека, которые существуют прежде философских решений, т.е. не утрачено главное — антропоцентризм русской культуры и философской традиции, который закономерно перевел русскую культуру от строительства “града небесного” (идеально-духовных, в том числе философских, моральных конструкций) к созиданию “града земного” — попытке построить на земле “царство Божие” — общество основанное на идеалах морали, правды, добра и справедливости. Здесь, в русской традиции, скрыты корни и формы преемственности философских эпох, которые потому не противоположны, а взаимонаследуемы. Попытки разделить эпохи, разорвать историю или вернуть ее вспять потому невозможны”.Революции в России и последующий советский (коммунистический) общественный строй — детище смыслов и значений русского мировоззрения и русского менталитета. Впервые в мировой истории наша традиция сыграла качественно новую роль — роль в генезисе и развитии социального мирового направления в эволюции человечества, альтернативным и успешно конкурирующем с тем проектом, который был задан западной традицией. Марксистскую идею о материальной жизни общества как базисной и приматной ценности социума не считаем ложной. Но должна быть не ложной и ее русская интерпретация, которой нам всегда не доставало. Речь не идет о расширении марксизма до Бердяева. Мы подчеркиваем необходимость чтения русскими по духу, аутентичного и неидеологического, и того и другого. Лишь сейчас в период западнизации России стало самоочевидно — решающий антирусский удар против нашей страны в 80-х гг. прошлого века лишь маскировался Западом антикоммунизмом (антимарксизмом). В-пятых, необходимо развитие основных вопросов традициологии на основе всего ценного и положительного, накопленного как в историко-материалистическом, так и религиозно-идеалистическом опыте познания. Мы исходим из принципа взаимодополнительности “истины”. И, наконец, философский принцип традиции как исторической судьбы человека и его народа позволит обнаружить и обосновать роль традиции в оценке и преодолении нынешней “смуты” в России, суть которой заключается в отчуждении от русской традиции а потому ведущей Россию по исторически тупиковому пути развития. Возможно, как мы полагаем, определить основные принципы отношения человека к миру, выражающие существо его духа и ментальности, и влияющие на возможность выбора общественной деятельности. Содержание выбора (свободы) определяется ценностями, которые задает человеку его традиция, как базовое условие надежного и устойчивого жизнепрояления, стремления к установлению социальной справедливости. Быть человеком и народом своей традиции — значит сохранять свою культурную и идеологически-национальную суверенность. Человека надо учить быть народом. Русская традиция — вот единственный и предельный источник народной силы, ее пассионарной энергии, “мужества быть”, которая способна принять на себя все тревоги, заботы и надежды нашего бытия в период “страшных лет России”. В традиции человек “копит первичное ощущение жизни”, находит возможность бороться с безликим американским глобализмом и космополитизмом, отстаивать национальный оптимизм и патриотизм, противостоять национальному унынию, апатии и призывать народ на сопротивление угрозам своего национального бытия. Предлагаемая концепция включает в себя прежде всего:
Важным моментом всей истории общечеловеческой гуманитарной мысли, на наш взгляд, являлось обнаружение таких характеристик существования индивида в мире, которые делают достаточным и необходимым его действия в рамках своей традиции, для его выживания и обеспечения “национальной безопасности” народного бытия. Традиция — это живой и органический канон человеческого бытия, в котором человек удовлетворяет свои глубинные антропологические и экзистенциальные (назовем их традициогенными) потребности:
Эти потребности — суть “антропологические корни” традиции. Их реализация позволяет быть отдельному индивиду (народу), оставаться самим собой, существовать “национальной безопасности” в стране. Национальный дух на уровне духовного и социального бытия закрепляет сознание о мире “как опоре, утешении, обозрении и убежище” (К.Ясперс). Бытие в традиции гармонизирует диалектическое противоречие природного и социального в человеке, погруженном в повседневное эмпирическое бытие. Имеется в виду противоречивое единство человека и бытия: с одной стороны, он вовлечен, включен в бытие, а с другой — обособлен (отчужден) от него. После К.Маркса метафизика этого вопроса в XX веке глубоко разрабатывалась, например, М.Хайдеггером. У него человек выполняет роль “хранителя бытия”, это чуть ли не предельная вовлеченность в бытие, что явилось важной интенцией, определившей движение познания бытия в XX веке. Исторический человек не самодостаточен и не чужд бытию. Человек открыл свою подлинную роль в бытии — сохранять и беречь его для потомков. М.Хайдеггер впервые предложил различать “подлинное” и “неподлинное” бытие на основе вовлечения в него человека. Предельная же вовлеченность в бытие возможна, как мы полагаем, на основе принятия традиционной системы ценностей и жизни в ней; таким образом, традиция обеспечивает включенность человека в бытие: как истина (смысл), опора, надежда, мечта о должном (осмысленном и желанном) бытии. Разрывы в этих линиях внутри повседневности являются источником трагических экзистенциальных противоречий, “жизненной драмы”. Жизнь народа конкретного индивида, осмысленная вне традиции, всегда будет оставаться безопорной, без “камня веры”, маргинальной. Как следствие — тоска по земле, где человек родился и вырос, как тоска по чему то подлинному, высокому, доброму.В духе своего народа “человеческая экзистенция”, понятая в рамках своего “культурно-исторического типа” (Данилевский Н.Я.), специфики “своей” цивилизации, находит метафизические смыслы бытия, которые, важно подчеркнуть, при этом не рационализируются (это удел философского познания). Применительно к традиции можно говорить лишь о “гнозисе” в его старом метафизико-религиозном понимании как живом и конкретном (чувственно-наглядном) переживании (вере) смыслов бытия своего и народа, мира; как диалектическом синтезе мнений и верований многих поколений. На идеальном уровне традиции — это, следовательно, верознания и символы (знаки), закрепленные в обычаях и ритуале, выявленные с помощью логико-гносеологического анализа. Поскольку эти смыслы носят метафизический характер, человек должен быть “консерватором” по отношению к гнозису (“истинам”) традиции, открытому в прошлом и опредмеченному в эмпирической национальной истории. “Истина не с меня начинается, — писал Бердяев, — и я бы не поверил в истину, которая с меня началась бы... Раскрытие истины мной, моим поколением лишь продолжается и я обязан быть не только революционером, но и консерватором”.Всякие призывы к “созданию” новой национальной идеи для современной России представляются нам поэтому политическим субъективизмом и релятивизмом по невежеству. С другой стороны — традиция не антитезис творчеству исторического человека. Как и все в мире она тоже изменяется. Традиция — не Агасфер (“вечный жид”), обреченный проклятием И.Христа вечно существовать и странствовать по земле и быть вечно неизменным (“застывшим как лед в своей неподвижности”) в нашем изменяющемся и развивающемся мире людей. Хотя степень ее диалектической рефлексии, стиль традиционного поведения, допустимые пределы инноваций, не ведущих к универсальному разрушению бытия, в разных культурах, например, русской, китайской, еврейской — различны. Традиция — это “народный гнозис”, мудрость, а потому “поучение”. “Традиция, — пишет великий русский советский композитор Г.В.Свиридов, — народная мудрость, из которой (творческая личность) человек извлекает для себя поучение. Но жизнь никогда не повторяется буквально, а всегда бесконечно разнообразна, поэтому такое поучение никогда не может быть раз и навсегда усвоенным рецептом для поведения” .В основе прорыва к современной цивилизации, как известно, лежал научно-технический и экономический прогресс. “Экономический человек” заместил “традиционного человека”. В религии этот переход на Западе зафиксировал протестантизм: человек — образ и подобие частной собственности. “Экономический человек” как парадигма новой традиции (традиции буржуазной духовности) блестяще охарактеризован К.Марксом, М.Вебером, Н.Бердяевым и другими. О психологии человека буржуазного мира, основывающего свою деятельность на принципах либерализма, утилитаризма, индивидуализма и рационализма, так писал К.Г.Юнг: “...прилежный, боязливый, смиренный, предприимчивый, алчный, страстно хватающийся за блага мира сего — собственность, здоровье, знание, техническое мастерство, общественное благополучие, политическую власть, приобретение территорий и т.д.”. Именно эти ценности “экономического человека” хотят “вписать” сегодня отечественные реформаторы в культурно-экономическое пространство России, на протяжении веков жившей в традиции, по духу, мировоззренческим и ментальным особенностям в корне отличающейся от индивидуалистической традиции Запада. “Наша национальная культурная традиция, — пишет И.Василенко, — с подачи западников третируется как домодернизационная, отсталая, обреченная на роль запоздалого эпигона ушедшей далеко вперед западной культуры. Такое откровенно эпигонское самосознание серьезно разрушает национальную культурную идентичность на массовом уровне: нация теряет самоуважение”. Изменить и заменить традицию, не разрушив онтологию человека, невозможно.Предложим возможную дефиницию категории “традиция”. “Традиция, на наш взгляд, есть система целевых и нормативных антропологических (мировоззренческих и ментальных) представлений и установок, объективированная в ритуале, опосредованная культурой народа, выражающая сущностное ядро человеческого существования и мотивирующая деятельность и поведение людей” .В заключение выделим три ключевые идеи, определившие концептуальную основу наших взглядов. Во-первых, традиция есть фундаментальное антропогенетическое качество человека, народа, социума. Во-вторых, традиция — подлинная герменевтика национальной истории народа, его духа и души. Бытие народа — это совокупность в этом плане “культурных текстов”, понимаемых в самом широком смысле. Наша социокультурная феноменальность включает в себя все — начиная с русского пейзажа и особенностей русской избы, и крестьянского свадебного обряда... восстания на броненосце “Потемкин” и кронштадтского мятежа... и кончая, например, современными национальными театральными спектаклями Т.Дорониной и песнями Л.Корнилова. Понять традицию — выявить и понять язык (смыслы и значения) “культурных текстов”. В-третьих, традиция есть объективный закон исторического самоопределения народа, его эмпирической истории и исторической судьбы. Именно она детерминирует, на наш взгляд, особый, самодостаточный и подлинный путь развития каждого народа. У каждой традиции свой путь в Дамаск. Народ не может успешно исторически действовать вопреки своим мировоззренческим и ментальным установкам. В традиции отражен объективный смысл и границы развертывания в истории национального духа. Игнорирование этого приводит, еще раз подчеркнем, к разрушению национальной онтологии. Традиции не “следуют”, ее не “соблюдают”; в ней человеческий индивид и страна живут в меру своего самопознания и исторических объективных обстоятельств. Русская традиция это закон социально-духовного развития России — ее истина, путь и жизнь. Действие этого объективного закона создает онтологическую возможность русскому человеку быть самим собой, жить и исторически действовать, как велит ему национальный дух.Национальная история любого народа есть зеркало его традиции. ...Сейчас необходимо каждому русскому человеку выстрадать, освоить и завоевать великое наследие Русской Традиции самой своей жизнью, прожитой так, чтобы можно было повторить слова великого русского поэта Н.М.Рубцова: Перед всем Старинным белым светом Я клянусь: Душа моя чиста. |
