Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
|
кандидат философских наук, доцент БашГУ Русская мораль как важнейший цивилизационный ресурс возрождения России Народы, как и отдельные личности, заметил П. Чаадаев, существа нравственные. Национальное исторически становится выражением специфики нравственного, а не внешнего, физического бытия народа. Русская мораль — это моральные воззрения великой русской нации о добре и зле, правде и справедливости. Добро в народном сознании понимается как все то, что формирует и укрепляет душевность и духовность человека, идет на пользу справедливому материальному устроению жизни. Зло для русских, как заметил В. Соловьев, есть « напряженное состояние его воли, утверждающей исключительно себя и отрицающей все другое» . Зло как все то, что порождает отчуждение между людьми (« неродственность» и « небратство» Н. Федоров). Укажем тезисно на базисные мотивации (смысловое поле) морального сознания, определяющие его национальные и цивилизационные особенности. Высший этический принцип — начало служения коллективистскому целому (семье, крестьянской общине, советскому производственному коллективу, государству и трудовому народу, церкви), долженствования, обязанностей. Высшие нравственные ценности у русских суть: одухотворенный смысл жизни, свобода (« воля вольная» ). Счастье? Может быть и оно, хотя в России настоящему русскому всегда было очень трудно быть счастливым. Русский моральный идеал — мечта (идея) социального устроения жизни на земле на началах русского социализма, коммунизма. Онтологически странными представляются нам умозаключения, например, И. Р. Шафаревича, которые исходят из принципиальной несовместимости национальной идеи (« русскости» ) и идеи коммунистическо-социалистической. В одной из последних работ Шафаревича “Русские в эпоху коммунизма”, опубликованной журналом “Москва” (№10-11 1999), на наш взгляд, не различаются логически два плана: социально-исторический и этико-моральный. Коммунистическая идея как моральный идеал русских — это онтологическая данность, вытекающая из существа нашего национального мировоззрения и народной психологии, а не объективная историческая заданность, чем было строительство социализма в СССР, действительно сопровождавшееся многочисленными вненациональными (и часто антирусскими) эмпирическими формами реализации рацио-социального проекта. Идеологический спор же о том, является ли этот идеал утопическим или нет с точки зрения экзистенциально-этической ненаучен. Не учитывается специфика морального феномена (уровень идеалов) вообще и в частности его метафизическая бытийная роль в такой культуре, как Россия. Русский человек живет мечтой « о том, как осуществить Царство Божие» на земле (Н. Бердяев). Чаяние социальной справедливости как земного воплощения « Царства Божия» — моральная ось русской традиции. « Формула» же (алгоритм) русской морали — честный труд, совесть, соборное возвышение и спасение в событии с человеком (архетип « Мы» ). У В. Соловьева (в « Оправдании добра» ) нравственным русским человеком является тот, кто имеет волю ограничивать свои эгоистические устремления чувством альтруизма, помогать другим (сострадать, жалеть) и верить в высшую духовную гармонию. Русская мораль метафизически выводима из русско-славянской мифологии, ее образов пространства и времени, эстетического освоения русской природы, культуры Древней Руси (« культуры невидимого града Китежа» по Д.С. Лихачеву), фольклора и народного искусства, норм и обычаев, трудовых буден и праздников, морально-социальной крестьянской утопии XVIII-XIX веков (морально-религиозных исканиях таких выходцев из народных низов, как Ф. Подшивалов, И. Попов, Н. Попов, И. Григорьев), русской казацкой вольницы, русской философии и великой русской (советской) литературы, русского большевизма и социализма. Актуальные, социально значимые черты русской морали, на наш взгляд, в меньшей степени выводимы из русского православного сознания. Разумеется, мы далеки от мысли игнорировать влияние таких ценностей православия на мораль русских, как приоритет духовного над материальным, материальная умеренность в жизни, любовь, милосердие, подвижничество морального духа и т. п. Но на этом основании неправомерно ставить знак равенства между русской моралью и православной антропологией и этикой. К тому же настаивать на исключительном характере религиозности русского народа в отличии от многих философов (Булгаков, Лосский, Карсавин, Достоевский и другие), как мы думаем, антиисторично и ненаучно. В этой оценке мы согласны с Г. П. Федотовым и Г. В. Флоровским. Влияние православия на национальный характер русских было, по нашему мнению, преимущественно не нравственным, а метафизическим и мистическим, что объясняется особенностями православия, его отличиями от других христианских конфессий. Не надо смешивать реальное историческое русское православие с его многочисленными истолкованиями со стороны религиозных философов и писателей, которое действительно было этически-моральным. Все они стремились открыть в церкви ту огромную созидательную моральную идею (силу), на основе которой можно было бы увлечь русский народ на « преображение» общественных отношений и характера русского человека. Надо ли доказывать, что исторически все эти лучшие упования оказывались утопическими? По определению русское православие не подлежит религиозно-этической реформации. По словам П.И. Новгородцева, « духу его (т. е. православия — А. А.) совершенно противоречит то превращение религии в мораль, а морали в методику и дисциплину ежедневной жизни, к которому естественно приводит реформация» . В русском православии все держится на религии, а не на морали. Еще В. Соловьев утверждал о « Востоке, православном в богословии и неправославном в жизни» . Это нужно понять, исходя из такой первичной черты православного сознания как созерцательность, основанной на взаимной любви сердца всех во Христе, как тот факт, что, по его же словам, русская православная церковь « поняла богочеловечность Христа, но не могла понять богочеловеческого значения церкви» . Именно в этом суть. Католицизм вносил в жизнь волю к власти, авторитету, дисциплину, необходимость соблюдения правовой нормы и т. д. Протестантизм был силен нравственной проповедью, индивидуальной свободой избрать или отказаться от « спасения» , системой жизненной мотивации (что доказано особенно в работах М. Вебера), активным отношением к экономической жизни западного человека. Русское православие всегда отличалось и отличается известным невниманием к земным человеческим делам (« злой мир» в принципе не устраним). Оно надеется на чудо, божью благодать как на средство мистического исправления жизни. Это не протестантский рациональный « культ морали» и в целом позитивистский дух западной культуры. Русским людям всегда кажется (убедительным доказательством существования этого морального архетипа является великая русская литература), что за всем этим злым и страдальческим миром есть другой, настоящий, подлинный мир, который можно достичь. Счастье происходит не от материального бытия, а от смысла жизни. Русские всегда сильны от истины смысла жизни. Они слабеют и телом и духом, остывают душой, когда теряют моральную истину (идеал), этно-нравственное значение жизни. Герой « Котлована» Андрея Платонова, классически выразившего антипозитивистский дух русской души, признается: « У меня без истины тело слабнет, я трудом кормиться не могу, я задумывался на производстве, и меня сократили» . Приведем и следующее место из этой повести: « Вощев подобрал отсохший лист и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности. « Ты не имел смысла жизни, — со скупостью сочувствия полагал Вощев, — лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить» . Вощев — антипод экзистенциального бессмыслия.Моральный дух нестяжательства Нила Сорского был побежден в русской церкви учением и практикой иосифлянства (Интересно вспомнить, что подлинным философом, по мнению Нила Сорского, может быть лишь аскет, отшельник). По свидетельству историка русского богословия Г. В. Флоровского, это явилось началом ее морального кризиса. Подвижнический и профетический дух Аввакума почти исчез в русском иерее к XX веку. Даже в священстве отца Павла Флоренского Бердяев, например, усматривал « стилизованность» и даже « слабое чувство Христа» . Для него русское православие было охранительной ортодоксией национального бытия и быта. Для П. Флоренского была характерна (и это было типичным для академического русского богословия) асоциальность и моральная нейтральность метафизических построений. Они больше соответствовали элитарным вкусам посетителей « Ивановской башни» . П. Флоренский, как и большинство русского клира, мог бы возвысить свой пастырский голос в защиту всех жаждущих в России не только « спасения» , но и « преображения» бытия русского человека, но церковное послушание, смирение и почти ницшевская « любовь к судьбе» , стали причиной того, что русский священник по словам В. Розанова все « более и более уходит в сухую, высокомерную, жесткую церковность» . А. Белому недаром он виделся « немым барельефом века» . « Не простое нравственное воспитание, — отмечал эту особенность нашего православия Новгородцев, — а мистическое единение с Богом представляется здесь целью» . (Заметим попутно, что известный современный историк философии С. Хоружий в своих последних работах развивает идею об исихазме (1) как типологически определяющем признаке православной веры).« Сила есть право, а право есть сила» , — так мог написать только великий немец (Г. Гегель), но не русский философ. Смотри на добро и сделаешься лучше, сильнее, — писала русская душа (Н. Станкевич) своим друзьям из Европы.Верные русской традиции русские люди в советское время хранили нашу духовность, сделали из коммунистической веры нового Бога, они жизнь отдавали за « рай» на земле. Противостоящие им маргиналы насаждали бездуховность и буржуазный потребительский гедонизм, в конце 80-х годов открыто предали коммунизм и русский народ, подорвав материалистическую и коммунистическую веру народа в высший смысл человеческого бытия. Страна получила чуждый народу антинациональный социальный идеал, который насильно реализуется в ходе так называемых реформ в России. Русская духовность не погибла, но она переживает кризис. Вполне справедливо пишут о том, что он принял (ослабление русского духа) форму деморализации российского общества. « Нравственно то, что служит делу борьбы с коммунизмом» ?! Нравственно, следовательно, все то, что служит бездушной торгашеской цивилизации. Но как этот критерий (объективный интерес) согласуется с русской моралью? Никак! Русская мораль не буржуазна. Об этом писали все русские (в том числе и религиозные) философы, мыслители и писатели. Разве буржуазия когда-либо была носителем соборности, любви, сострадания и прочих (если хотите) идеалистических и романтических идей? Класс, живущий за счет производства максимальной прибыли и организующий основу общества в виде « рыночной экономики» , не нуждается в русской морали, в качествах душевного человека. Он нуждается в этике Бентама. Сейчас сознательно закрываются глаза в нашем общественном мнении на эту классовую (эгоистическую) социальную базу, которая противостоит национальному возрождению, в том числе возрождению русской морали. Русская идея и в прошлом, и сейчас не понимается (не принимается) прежде всего по социально-классовым основаниям. Это главное. Хотя на поверхности прежде всего демонстрируются духовные и ментальные причины и обстоятельства. Идет перелом паттернов русского менталитета. И эта социально-нравственная и морально-психологическая база, противостоящая русской идее, не менее опасна для судеб России, чем объективный интерес власть и деньги имущих. Кому сейчас нужна власть совести (вместо власти денег и бюрократии) как выражение нравственного требования, исходящего в конечном счете от Бога (для сторонников религиозной духовности) или же от трудового народа? Только тем, кто исповедует антииндивидуалистские идеи-ценности, то есть живущим и сейчас по нормам русской морали. А она включает в себя, по словам И. Ильина, высший героизм, способность « отдавать свое достояние и жизнь за дело Божие, всенародное и отечественное ... » .Моральная идейность — это плохо, — внушают нам сейчас, — это остаток ненавистного « советского тоталитаризма» .Моральная идейность в русском менталитете всегда базировалась на добре, а не на том, что купить и чем развлечься. Идея добра выводилась из идеи справедливости и это не только у Чернышевского и Ленина, но и у Бердяева и Франка. Счастье (равенство) для всех — вот русский архетип и человеческой души, и культуры России, несовместимый с « западнизмом» (А. Зиновьев). Не этический релятивизм и ценностная нейтральность, и не глобализм по-американски в области культуры и морали (пропаганда « единоспасающих» так называемых общечеловеческих ценностей, а по сути « образцов жизни и мысли западного человека» ), а добровольное служение русскому добру. Без восстановления русской морали народ наш окончательно превратится в деградирующее и вымирающее население. Великая Россия невозможна без русской морали, без исторически сложившегося нашего принципиального национального различения добра и зла. Русская мораль — не после экономики и политики, а вместе с ними, как мотив и ментальная основа социально-экономических преобразований, направленных на формирование материального благополучия, русской духовности (мировоззрения) и душевности (нравственности). С нашей точки зрения (традиционализма) « внешняя общественность» онтологически вторична по отношению к русской традиции и ее стержню — русской морали. Однако это нисколько не умаляет роли экономической жизни, на основе чего только и можно « накормить народ» . Еще Н. Бердяев указывал, что проблема духа включает в себя и проблему хлеба. Моральная соборность как основа нашего поведения и сейчас глубже и политики, и права. Правовой порядок не восстановить без русской морали. « У безнравственного должна почва гореть под ногами, ему должно быть заказано презрительно усмехаться в адрес русской морали и добра (еще и еще раз: сопротивление злу силой) » .Без социальной справедливости, учитывая русскую этическую ментальность, нам не добиться сейчас экономического роста в России. Известный австро-американский экономист профессор Хайек, посвятивший всю жизнь борьбе против социализма в Советском Союзе, признает в одной из своих последних работ: « В принципе, чем умнее образованный человек, тем более вероятно, что он (или она) разделяет не только рационалистические, но и социалистические взгляды» .Правда, в лучшем случае, как считает С. Ю. Глазьев, экономический рост может составить не более чем 1,5-2% в год, что равносильно социально-экономической деградации, через 7-8 лет по объему производственных мощностей экономика сожмется в два раза. Это выгодно лишь всем противникам и ненавистникам русского духа, всем нынешним смердяковым и явно несостоявшейся так называемой идеологии « россиянства» . Социально-экономическая жизнь России сейчас определяется силой не русской морали, а силой невежества. Философия морали российских либерал-реформаторов, пропаганда СМИ привели к подрыву моральной традиции, замещенной « моралью рыночного успеха» и гедонистическими потребительскими ориентациями, охватившими (по оценкам различных соцопросов) от четверти до трети населения России. Поэтому реальное падение нравственности в этой части народа в период нового « буржуазного взрыва» в России сейчас, как и в 60-80-х годах прошлого века, убийственно для страны. Нобелевский лауреат Ж. Алферов сказал: « Сделать то, что было сделано с нашей страной, можно было либо от полной глупости, либо с коварными и злыми намерениями» . От себя добавим и уточним. Сделано это было не столько от глупости, сколько от полного маргинального разрыва с народной моралью, ее национальным идеалом. Если обозначить одним словом суть происшедшего, то это будет — антитрадиционность (« волюнтаристская беспочвенность» ). Социально-политический и духовный либерализм внушает понимание жизни без морального духа. Поэтому он оказывается в оппозиции к сути самой русской культуры. В результате в обществе утверждается антиидеал, то, с чем боролись русские писатели, художники, лучшие русские люди на протяжении всей полуторотысячелетней национальной истории. Они при всем различии своих взглядов на главное в русской морали (сравним Л. Толстого и Ф. Достоевского, например), как правильно заметил в своих « Заметках о русском» Д. Лихачев, « уводили всегда от одного общего: от душевной узости и отсутствия широты, от мещанства, от « бескомпромиссной» погруженности в повседневные заботы, от скупости душевной и жадности материальной, от мелкой злости и личной мстительности, от национальной и националистической узости во всех ее проявлениях...» .« Я с народом был свой человек» ! Уважаемый читатель, подумайте, кто из нынешних писателей, философов, интеллектуалов и т.д. может применительно к себе повторить эти слова Н. С. Лескова? Быть своим народу — значит жить на основе его нравственности и верить в русский моральный идеал. Русский бунт? Пушкин записал: « Бессмысленный и беспощадный» . Так считала и большая часть русской интеллигенции. Но по понятиям русского морального идеала и права на достойное человеческое существование, которого требовал бунтующий русский человек, и основных смыслов русской идеальной православной веры этот бунт еще и святой! О « святом чувстве русского бунта» писал М. Бакунин.Морального самоуважения, сетовал Ф. Достоевский, нам, русским, не хватает. Подрыв основ русской нравственности — наша общенациональная беда. Живущие в русской морали борются за человека. Всех сторонников русской идеи общество выдвинуло сейчас как своих самых лучших, самых способных людей. Чем скорее мы все это осознаем, тем быстрее поднимем моральный дух народа и спасется Россия. Традиция — онтологическая ось исторического движения народа и страны, с которой Россия соскочила не в 1917 году, после « Великого Октября» (так назвал его первым А. Блок), а в 1991 году. Традиция есть метафизический центр (« субстанция» ) национального бытия народа. Отчуждение от русской традиции сейчас означает срыв в « метафизическое ничто» , которое грозит нам, как и Западу, « физическим ничто» . Последние 10 лет жизни показали, что современный либерал-демократизм не в состоянии поэтому справиться ни с одной российской экзистенциальной проблемой. Отчуждение от русской морали есть, быть может, самой яркое и опасное эмпирическое проявление срыва в это « метафизическое ничто» . Морально-этический традиционализм есть охранение исконно российского (подлинного) в нашем духе, в том числе и его моральном компоненте. Восстанет русская мораль — русский народ будет готов к героизму и самопожертвованию, и тогда он возродит морально-социалистические начала народного бытия, российскую цивилизацию. Русская мораль или небытие. Примечания: 1 – исихазм – мистическое направление в православии, которое утверждает, что высшее напряжение веры в Бога и любви к Нему выражается в “священном безмолвии”. |