«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
  |
Р. ЛИВШИЦ
©
САПОЖКИ ДЛЯ АЛИНЫ ПЕТРОВНЫРассказ-памфлет Позвонила Алина Петровна. Своим высоким, звонким, солнечным голосом, из-за которого ее по телефону обычно принимали за восемнадцатилетнюю, пригласила в гости: — К сожалению, вы не смогли прийти ко мне на юбилей вовремя. Мы с Николаем Ивановичем приглашаем вас отметить это событие за рамками официальной даты. Приходите в ближайшую субботу часиков в шесть. Не забудете? Я поблагодарил за приглашение и пообещал непременно нанести визит. Пару месяцев назад, когда было торжество, жена лежала в больнице с воспалением легких. Понятно, что ни о каком моем сепаратном участии в юбилее не могло быть и речи. Сейчас моя половина вполне поправилась, и у нас уже несколько раз заходил разговор о том, что надо бы сходить в гости к чете Азаровых, поздравить, хоть и с опозданием, Алину Петровну. Наши семьи давно связывали узы взаимной приязни. Николай Петрович и его жена – на редкость гармоничная пара. Главой семьи, без сомнения, является Алина Петровна. Очевидно не принадлежа к типу красавиц, она в свои пятьдесят сохранила привлекательность. Спокойное, доброжелательное выражение ее округлого лица, мягкая улыбка как бы побуждающая человека к разговору, неподдельный интерес к тому, что говорит собеседник, тонкое чувство юмора – все это заставляет проникнуться к ней симпатией буквально с первых минут знакомства. Будучи в житейском плане особой весьма практичной, чуждой всякой праздной мечтательности, она умеет в то же время возвыситься над реалиями быта, сохранила, невзирая ни на что, живой интерес к литературе, искусству, истории. Настоящая русская женщина, она стоически переносит обрушившуюся в результате “возвращения России в лоно мировой цивилизации” бедность, не упрекает мужа за то, что он мало зарабатывает, поскольку продолжает тянуть лямку доцента в местном вузе. “Лучше быть женой доцента, чем вдовой коммерсанта”, — не без юмора как-то заметила она, когда ее спросили, почему бы Николаю Ивановичу не бросить столь малодоходное занятие, как преподавание, и не заняться бизнесом. Кстати, в городской больнице, где Алина Петровна заведует терапевтическим отделением, платят еще меньше, да к тому же еще постоянно задерживают выдачу зарплаты. Вопрос о подарке для юбилярши был предметом дискуссий в нашей семье уже не раз. Согласились на следующем: жена занимается материальной частью, а моя задача – написать приличествующие случаю стихи. Потратив некоторое время на хождение по магазинам в поисках подходящего подарка, супруга нашла то, что искала: оригинальное янтарное ожерелье, гармонирующее со светло-карими глазами виновницы торжества. А у меня родились следующие стихи: Неизъяснимой прелести полна И как бы окруженная сияньем, Походкой плавно шествует она, Вся – воплощенное очарованье И речь ее, лишенная жеманства, Изысканна, изящна и сочна. И мысль ее, без тени самозванства, Всегда своеобычна и точна. Кто утверждает, будто идеал – Всего лишь только плод воображенья, Несчастен. Он Алины не видал — Иначе бы имел другое мненье. Из дома мы вышли за час до назначенного срока. Хотелось прогуляться, подышать свежим воздухом, насладиться зрелищем осенней природы. По омытому недавним дождем пронзительно-бирюзовому небу плыли пушистые комочки облаков. С желтеющих тополей время от времени слетали увядшие листья; увлекаемые силой тяжести, по разнообразным причудливым траекториям свершали они свой первый и последний в жизни полет. Кое-где холодно блестели лужи и лужицы – результат прошедшего вчера ливня. К сердцу поступала печаль. Это была печаль расставания с летом… После взаимных приветствий, произнесенных, в связи с торжественностью момента, в тоне более приподнятом и сердечном, чем обычно, мы с супругой были препровождены в большую комнату, бывшую одновременно гостиной и рабочим кабинетом Николая Ивановича. Вторая – маленькая – комната, служила чете Азаровых спальней. Стол был уже накрыт, но к делу пока приступать было нельзя. Требовалось еще закончить приготовление пельменей – какая же праздничная трапеза без них? Не тех, серийных, мороженых-перемороженных, что продаются в каждом магазине, а настоящих, домашних, приготовленных по индивидуальному рецепту, и сваренных за пять минут до употребления. Женщины отправились на кухню, чтобы заняться стряпней и заодно поболтать, ну а я обратился к Николаю Ивановичу, своему давнему и испытанному другу: — Помнишь, год назад ты делился со мной впечатлениями о вступительных экзаменах по отечественной истории? — Это когда какой-то парнишка выдумал Павла II?— Ну да, именно тогда. — Припоминаю. А что? — Так вот, этот случай и описал в художественной форме. — ? — Возьми почитай. И я протянул ему третий номер журнала “Вестник Российского философского общества” за 2001 год. Николай Иванович погрузился в чтение, а я отправился на кухню, чтобы помочь дамам готовить пельмени. Мое появление на кухне произошло в момент, когда обсуждалась крайне важная проблема. Суть ее заключалась в следующем. В феврале супругу Николая Ивановича постигло несчастье: пришли в полную негодность зимние сапоги. Исправно прослужив хозяйке семь сезонов, они просто разлезлись по швам. Никакая починка не могла бы помочь. До конца морозов оставалось еще полтора месяца, а денег на приобретение новых сапог не было. Незадолго до катастрофы Алина Петровна приобрела мужу демисезонную куртку взамен вконец износившейся, что совершенно опустошило семейный бюджет. Вообще говоря, можно было обуться в валенки, которые много лет пылились на антресоли, однако нужно считаться с общественным мнением: такой поступок был бы воспринят как очевидно эпатажный. Сама же Алина Петровна принадлежала к тому сорту людей, которые не только не стремятся поражать публику, но, напротив, всячески избегают слов и поступков, выходящих за рамки обычаев и приличий. Со всей остротой встал вопрос: как быть? Экономя на самом необходимом, Азаровы могли отложить не больше пятисот рублей в месяц. А новые зимние сапоги более или менее пристойного качества стоят около трех тысяч. Но в распоряжении семьи Азаровых не было полугода, чтобы успеть накопить на новые сапоги. Весь драматизм ситуации заключался в том, что сапоги нужны были немедленно. Пораскинув мозгами, супруги нашли временный выход: заняв у друзей по сотне-другой, купили китайские сапоги всего лишь за семьсот рублей. Эта обувь носилась ровно пять недель, а потом пришла в полную негодность. “Китайское – не значит отличное”, — не без юмора заметила моя жена. Но, к счастью, как раз к моменту кончины сапог Made in China наступила долгожданная весна, и можно было вздохнуть с облегчением.Все расчеты показывали, что к октябрю удастся скопить сумму, необходимую для приобретения пары нормальных (то есть не китайских) зимних сапожек. Однако квартплата в очередной раз подскочила, сводить концы с концами стало еще трудней. Морозы должны начаться в первых числах ноября, а до нужной суммы не хватает еще полутора тысяч. По моим прикидкам, Николай Иванович должен был закончить чтение, и я направил свои стопы в большую комнату, предоставив представительницам прекрасного пола обсуждать свои проблемы без мужского присутствия. Николай Иванович действительно дочитал рассказ “Заплата” до конца. На мою просьбу поделиться впечатлениями кандидат исторических наук заметил: — В общем, ты передал факты верно, ничего существенного не упустил, но в одном пункте ты все-таки отступил от истины. — В каком же именно? — Вот ты пишешь, будто девушка, которая сдавала экзамен по отечественной истории на исторический факультет, заявила, что Куликовская битва произошла после избавления Руси от татаро-монгольского ига. На самом же деле она ляпнула, что Куликовская битва – главное событие Великой Отечественной войны .— Да, я помню этот феноменальный ответ, но, понимаешь, тут такой случай, когда действительность превосходит воображение. Если бы я в художественном рассказе описал этот случай так, как он происходил на самом деле, мне просто никто не поверил бы. Сочли бы, что автор завирается. Столь выдающееся невежество придумать невозможно, оно может проявиться лишь как факт реальной жизни. — Ну, теперь понятно. Теперь еще один момент. Наверное, ты на него просто не обратил внимания. Я имею в виду комментарий к твоему рассказу “Заплата”. — Как же! Как же! Очень даже обратил! Такие шедевры безграмотности не так уж часто встречаются. Даже на страницах “Вестника РФО”. Это же надо суметь такое сочинить: “Как бы мы ни относились к “философствованию” по поводу того, что Советская власть – сама гуманность, по поводу того, что вовсе не миллионами, а только (?!) сотнями тысяч исчисляются жертвы террора советской власти (и нас еще убеждают почувствовать разницу!) или что система ГУЛАГа была вовсе не фабрикой смерти (там, видите ли, не было крематориев… ), а нужным, полезным и, получается, даже необходимым учреждением, ибо, как пишет автор “ставила своей целью исправление преступников, их перевоспитание”, наша точка зрения остается прежней – уж коли РФО, да еще д.ф.н., проф., то имеет право на изложение своих взглядов на страницах нашего общего журнала, тем более, что Л.Р. Лившиц не возражает против такого же права пусть и “не осведомленного в глобалистике”, но тоже члена РФО М. Сергеева”.— По правде говоря, переводу на русский язык эта фраза поддается. Автор хотел сказать, что редакция журнала последовательно придерживается принципа свободы мнений и потому публикует статью Лившица, хотя совершенно не согласна с ее основными тезисами. — Да, я перевел примерно так же. Но тебе не кажется странным, что в журнале, претендующим на научную респектабельность, печатаются тексты, которые нуждаются в переводе с русского на русский? — Разумеется, кажется. И не только это странно. Обрати внимание: под комментарием нет подписи. Автор вступил с тобой в полемику по существу вопроса, но забыл назвать свое имя. Кому ты должен отвечать? — Ну, этот вопрос не такой сложный. Есть же главный редактор журнала – профессор Чумаков. Он и несет полную ответственность за все что, на страницах журнала публикуется. — Любопытно еще вот что. Мистер Сергеев из Филадельфии пишет в своем опусе о России и евреях во втором номере “Вестника РФО” за 2001 год, что в период сталинских репрессий были расстреляны десятки миллионов человек. А вот анонимный автор комментария к твоему рассказу излагает дело так, будто этот Сергеев пишет о миллионах. То есть он сознательно снизил цифру на порядок, чтобы уменьшить нелепость позиции любезного его сердцу Сергеева. — Скорее, не сознательно, а бессознательно. Посмотри, он заплутал в синтаксисе, перепутал мои инициалы, продемонстрировал косноязычие воистину черномырдинское, так что вполне может статься, что он не заметил разницы между “десятками миллионов” и “миллионами”. — Да с такими способностями надо портянки в каптерке выдавать, а не редактировать научный журнал, — заметил Николай Иванович, саркастически усмехнувшись. — Согласен. Но в данном случае это не самое главное. Неужели господину Чумакову трудно сообразить, что комментарий к моему рассказу носит характер установочного задания? Лишь законченный кретин может не смекнуть, прочитав бездарный текст Анонима: надо Лившица мочить. Не нужно быть семи пядей во лбу чтобы понять: такого рода установки есть вопиющее нарушение норм научной этики. — Ишь чего захотел? Чтобы по отношению к тебе соблюдали нормы научной этики! Скажи спасибо, что вообще опубликовали. Тебе пора давно понять: среди так называемых либералов нормы морали распространяются только на своих. Раз ты не в либеральной стае, тебя можно бить, никакими средствами не брезгуя. И не надо быть провидцем, чтобы утверждать: в следующем номере “Вестника РФО” появится материал, где “реакционер Лившиц” будет размазываться по стенке. Так что не томи душу, давай номер с заказухой на тебя. — Восхищен твоим даром предвидения. Читай. И я вручил Николаю Ивановичу четвертый номер журнала “Вестник РФО”, где А.Н. Чумаков поместил заказной материал. Это была статья А.В. Кацуры “Заплата или расплата? Дантовы круги осознания. (По поводу памфлета Р.Л. Лившица)”. Пока мой друг читал, я от нечего делать осматривал его библиотеку. Это была типичная домашняя библиотека типичного советского интеллигента. Ее основу составляли собрания сочинений, издававшиеся в виде приложения к журналу “Огонек”. Они предназначались для массового читателя: обычный переплет, не самая роскошная бумага, минимум справочного аппарата, зато какой тираж: 300, 350, 400 тысяч экземпляров! За счет огромного тиража цена каждого тома оказывалась просто смешной: 60 копеек, 70 копеек, 1 рубль 20 копеек, 2 рубля… На длинных полках стеллажей вдоль двух стен помещались собрания сочинений практически всех русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Некрасова, Чехова, Бунина, Куприна, Блока, Шолохова, Есенина… Зарубежная классика была представлена собраниями сочинений Бальзака, Стендаля, Томаса Манна, Фейхтвангера, Мопассана… Находились тут и книги Драйзера, Твена, Хемингуэя, Фолкнера, Теккерея. Отдельный большой шкаф Азаровы отвели для “Библиотеки всемирной литературы” в двухстах томах, в которую вошли все наиболее значительные шедевры мировой литературы. В таком же отдельном шкафу хранились сочинения по истории. Это были книги Соловьева, Ключевского, Костомарова, Карамзина, Фроянова, многих других знаменитых и не очень известных историков. Мое занятие было прервано репликой Николая Ивановича: — Кацура отрекомендован здесь как член Союза российских писателей. Что это за союз, я не знаю. Могу лишь заметить, что если в нем все писатели таковы, как Кацура, я сей союз не поздравляю. Г-н Кацура слишком любит красивости и лишен чувства слова. Возьми хотя бы название. Кто сможет объяснить: причем тут расплата? Ни о какой расплате в его материале речи не идет. Ее он вставил явно ради рифмы, чтоб красивше было. Или “дантовы круги осознания”. В тексте Кацуры идея круга не возникает ни разу, нет никаких ассоциаций с темой ада. Да и слово “осознание” — это отглагольное существительное, требующее дополнения. Надо говорить: осознание того-то или чего-то. В общем, выражение “дантовы круги осознания” звучит вроде бы внушительно, а посмотришь внимательно – пустышка. — Претенциозная пустышка. — Да, ты нашел удачное выражение для всей этой фальшивой патетики, которой отмечен материал Кацуры. Но давай по существу. Вот он с серьезным видом берется доказать бредовый тезис Михаила Сергеева, будто Советский Союз угрожал всем народам планеты. Как это он делает? Утверждает, что в период гражданской войны наша страна представляла угрозу для человечества по той причине, что в ней был хаос. — Давай уточним. Советский Союз был образован 30 декабря 1922 года. Гражданская война к тому времени закончилась. Не исключаю, что это знают даже Сергеев Филадельфийский и Кацура. Так что вопрос о гражданской войне, строго говоря, в хронологические рамки вопроса не входит. — Речь, конечно, следует вести не о Советском Союзе, а о советской власти. Она установилась в России не сразу, а после кровопролитной гражданской войны. Симпатии Кацуры вполне очевидны: он на стороне белых. Душой он вместе с Черчиллем, который страстно желал “задушить большевистское государство”. Кацура эти слова Черчилля цитирует на странице 46, причем с нескрываемым сочувствием. — Кстати, среди душителей был не только Черчилль. Против нашей страны была организована интервенция четырнадцати государств. Об этом написано в любом школьном учебнике истории, и Кацура не решается данный факт отрицать. Он, видимо, думает, что интервенты боролись за великую и неделимую Россию с президентом во главе. Такая вот благотворительная интервенция. — Да это была стая стервятников, которая набросилась на ослабленную Россию, чтобы разорвать ее на части. Белые, именно они привели эту стаю в Россию! И лишь большевики своим беспримерным героизмом и самопожертвованием спасли страну от национальной катастрофы. — Господин Кацура скажет, что ты занимаешься коммунистической пропагандой. — Придется специально для него процитировать Бердяева. Согласись, Николая Александровича очень трудно обвинить хоть в малейшей симпатии к коммунистам. Мой друг достал с книжной полки книгу Бердяева “Истоки и смысл русского коммунизма” (Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS. М.: “Наука”, 1990) на странице 114 и прочитал:— “Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии. Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя которых эти массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были заражающие символы. В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая могла докончить разложение старого и с другой стороны организовать новое. Только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям”. — По-моему, неплохо сказано. Ну а что ты думаешь по поводу мудрых мыслей г-на Кацуры насчет того, что именно большевики виноваты в гражданской войне, что они “украли” процветающую Россию и т.п.? — Знаешь, когда я слышу подобные рассуждения, мне хочется процитировать бравого солдата Швейка: “Это единственный, не самый яркий пример того, какие ослы рождаются под луной”. Господин Кацура, видимо, не знает того, что Октябрьская революция была не первой, а третьей в России на протяжении 12 лет. В революции 1905-1907 годов большевики участие приняли слабое, да и были они к тому времени маленькой радикальной группой, не способной оказать серьезное влияние на ход событий. Потом была Февральская революция 1917 года. Ее совершили западники-либералы, большевики к ней не имели ни малейшего отношения. Либералы в кратчайшие сроки получил власть. Народ имел полную возможность оценить их по достоинству. И оценил. Созданием параллельных органов власти. Советы – не изобретение большевиков. Большевикам пришлось долго бороться за то, чтобы получить влияние в советах. Впрочем, все это описано в многочисленных трудах видного отечественного ученого и публициста С.Г. Кара-Мурзы. Боюсь, наш знаток истории их не читал. — Зато я не читал, как об этом пишет Кацура, ни Мандельштама, ни Ахматовой. — Ну, если ты их не цитируешь, то, стало быть, не читал. Весьма логично. Господи! Каких глубоких мыслителей набирают в Союз российских писателей! Кстати, ты не находишь умилительной логику рассуждений, которую нам предложил г-н Кацура: судить об исторической эпохе не по фактам, а по стихам? — Еще как нахожу! Историю Отечественной войны 1812 можно теперь изучать не по архивам и свидетельствам современников, а по стихотворению “Бородино”. — Могу добавить еще кое-что. Двум антисталинским стихотворениям (Ахматовой и Мандельштама) можно противопоставить толстенные тома стихов, прославляющих Сталина. Кстати, в этих томах можно найти кое-что такое, что крайне разочарует господина Кацуру.
Николай Иванович взял с полки книгу “Сто стихотворений о Сталине” (М.: Васанта”, 1993) и прочитал: — Анна Ахматова. Стихотворение называется “21 декабря 1941 года”. Вот что писала замечательная советская поэтесса: Пусть миру этот день запомнится навеки, Пусть будет вечности завещан этот час. Легенда говорит о мудром человеке, Что каждого из нас от верной смерти спас. Ликует вся страна в лучах зари янтарной, И радости чистейшей нет преград, — И древний Самарканд, и Мурманск заполярный, И дважды Сталиным спасенный Ленинград. В день новолетия учителя и друга Песнь светлой благодарности поют — Пускай вокруг неистовствует вьюга Или фиалки горные цветут. И вторят городам Советского Союза Всех дружеских республик города И труженики те, которых душат узы, Но чья свободна речь и чья душа горда. И вольно думы их летят к столице славы, К высокому Кремлю — борцу за вечный свет, Откуда в полночь гимн несется величавый И на весь мир звучит, как помощь и привет. — Хорошие стихи, ничего не скажешь. Понятно, что член писательского союза г-н Кацура об их существовании не подозревал. Иначе не стал бы с такой отвагой прибегать к стихам Ахматовой для того, чтобы заклеймить культ Сталина. — Видишь ли, дело в данном случае не в том, что г-н Кацура демонстрирует скандальное невежество. Ты лучше оцени сам метод его рассуждений: по исторической эпохе судить не по документам и другим объективным свидетельствам, а по стихам. Ну и много мы в поймем в истории, если будем руководствоваться таким методом? — Или станем думать, как он, что небольшая группа людей (то ли 10, то ли 20 тысяч) в состоянии разжечь гражданскую войну в громадной стране, “украсть страну”, вообще управлять ходом истории. — Такой способ понимания исторической реальности свойствен, пользуясь высоким штилем г-на Кацуры, “тупым обывателям”. Люди с большим количеством извилин мыслят менее инфантильно. — По всему видно, что мой обличитель не может простить большевикам, что они победили в гражданской войне. Но тут я ничем не могу его утешить. Случилось то, что случилось. Если бы в России одержали победу белые, русская цивилизация давно прекратила бы свое существование. — Скорее всего, этот тезис покажется г-ну Кацуре не соответствующим действительности, — заметил в ответ Николай Иванович. — Видишь ли, у меня нет полной уверенности в том, что упомянутый господин вообще понимает, что такое тезис. Посуди сам, он взялся доказывать, что Советский Союз угрожал в период Великой Отечественной войны всем народам планеты, а назвал только пять народов: финнов, трех прибалтийских этносов и поляков. Такого рода ошибка в логике именуется подменой тезиса. — В боях за освобождение Польши от фашизма погибло шестьсот тысяч советских воинов, таков общеизвестный факт. Он довольно трудно согласуется с утверждением “жесткого” публициста о том, что от СССР исходила угроза польскому народу. Кроме того, в числе народов, которым Советский Союз угрожал, наш правдолюб почему-то забыл назвать немцев, итальянцев, румын, вообще всех тех, против кого велась война. И войну эту вели не только мы, но и все страны антигитлеровской коалиции. — Вообще-то война велась не против народов, а против режимов, ими порожденных. Но это так, кстати. Ни из чего не вытекает, что понятие “антигитлеровская коалиция” нашему критику “липовых историков в дырявых штанах” известно. Если бы он знал о ее существовании, не стал бы бросаться грудью на амбразуру, стремясь доказать, что Советский Союз во Второй мировой войне был источником угрозы для всего мира. Дело обстояло как раз наоборот: Советский Союз вместе с США, Англией и некоторыми другими странами вел войну за освобождение человечества от угрозы фашистского порабощения. Благодарные французы назвали одну из площадей в своей столице Площадью Сталинграда – в честь блестящей победы советских войск на Волге, положившей начало коренному перелому в войне. — Быть может, почитав Кацуру, они передумают. — На этот счет у меня есть определенные сомнения. Но несомненно то, что объективно сей гуманист оказывается в одном стане с фашистами. — Он этого не разумеет, и в этом его счастье. Трудно вообще сказать, в чем этот господин разбирается. Вся его историческая эрудиция, которой он пыжится блеснуть, явно почерпнута из псевдоисторической порнографии типа писаний перебежчика Резуна-Суворова или знатока любви Эдварда Радзинского. Все, о чем он пишет, известно ему понаслышке, приблизительно, в общих чертах, обо всем он судит по верхам, без понимания связи причин и следствий. Вот смотри, на странице 44 он пишет о том, что в 31-м году был массовый голод на Украине и в Поволжье. Ничего подобного в указанном году не было. Голод случился в 1921 году в Поволжье и в 1933 на Украине. В бедной головке г-на Кацуры эти два факта перепутались. Или вот он на той же странице обличает большевиков за то, что они в период гражданской войны “ухлопали денежки” на подготовку убийства Троцкого. Но ледоруб Рамона Меркадера опустился на далеко не невинную голову Троцкого в 1940 году, то есть почти через двадцать лет после окончания гражданской войны. Он пишет как о чем-то само собой разумеющемся, что польские офицеры были расстреляны органами НКВД. Значит, не читал книги Ю.И. Мухина “Катынский детектив”. Он обвиняет Сталина в том, что тот в 1940 году имел танков “больше, чем во всех остальных странах вместе взятых”. И совершенно не понимает при этом, что делает Сталину величайший комплимент. В 1930 году Россия была еще лапотной, а всего лишь через десять лет имела мощную индустрию, способную произвести гигантское количество танков. Да это просто подвиг, равного которому не было в истории человечества! Подвиг народа, возглавляемого Сталиным. Кацура явно не знает, что в среде большевиков было два течения: космополитическое, представленное его любимым Троцким, и патриотическое, державное, которое воплощено в фигуре Сталина. Иначе наш любитель поэзии остерегся бы цитировать слова Блока насчет желания разжечь мировой пожар как доказательство того, что большевики мечтали об экспорте революции. В общем, легкость в мыслях необыкновенная. — Да и с грамотешкой дело обстоит далеко не лучшим образом. Вот смотри на странице 47 он пишет слово “недешево” в значении наречия раздельно, а не слитно. Так что этот мастер слова, оказывается, бывает порой не в ладах с орфографией. И не только с орфографией. Он обвиняет тебя на странице 43 в том, что ты “выказал невежество куда более тонкого и опасного вида”, чем господин Сергеев Филадельфийский. Тем самым специалист по “дантовым кругам осознания” признает, помимо своего желания, что Сергеев – невежда. Стремясь защитить радетеля земли Русской, обретающегося в Филадельфии, он его просто смешивает его с грязью. Это во-первых. Во-вторых, только человек, ничего не смыслящий в русском языке, может сочинить выражение “невежество тонкого вида”. В филологии такой оборот называется оксюмороном. Понятие невежества имеет смысл простой и грубый, и потому никакого утонченного невежества не существует по определению. В-третьих, выражение “невежество опасного вида” совершенно бессодержательно, поскольку всякое невежество таит в себе опасность. — Кстати, в филологии выражение такого типа именуется плеоназмом. В речи, претендующей на научность, они абсолютно неуместны. — Какие это выражения неуместны? — вмешалась в разговор пришедшая из кухни вместе с моей женой Алина Петровна. Женщины пришли с известием, что изготовление пельменей завершено. Продукт помещен в холодильник, осталось его сварить. В принципе можно было приступать к торжеству, ради которого мы собрались. — У нас тут обсуждение сочинения одного члена Союза российских писателей. Его имя мало кому известно, — ответил Николай Иванович и кратко пересказал суть нашего разговора. — Интересно, интересно, — заметила Алина Петровна. – Продолжайте. Мы тоже хотим послушать. — Спасибо, дорогая, — сказал мой товарищ. – Нам осталось обсудить всего лишь два сюжета. Вот тут на странице 46 господин Кацура сделал великое открытие. Оно заключается в том, что атомная бомба не годится для того, чтобы ею пахать землю. Что ты по этому поводу думаешь? – спросил Николай Иванович, обращаясь к своей жене. — Открытие действительно эпохальное. А зачем оно ему вдруг понадобилось? — Только с одной целью: обосновать мысль о том, что Советскому Союзу после войны атомную бомбу создавать не надо было. Иначе понять эту сентенцию невозможно. — Знаешь, Коля, я не сильна в политике, но я чего-то недопонимаю. Америка, значит, имела право создавать атомную бомбу, Англия – тоже, Франция – само собой, а мы, выходит, — нет? — Выходит, нет. — Уж куда нам! С кувшинным рылом да в калашный ряд! И космос не следовало осваивать, пусть лучше этим занимаются представители англосаксонской расы. И вообще… Оставалась бы лучше Россия навсегда с сохой, чтобы удовлетворить взыскательный вкус г-на Кацуры, — не без ехидства заметила Алина Петровна. — Какая глубокая приверженность идеалам прогресса у этого Кацуры, однако, — в тон подруге добавила моя жена. — Ну а теперь давайте займемся вторым сюжетом, — продолжил Николай Иванович. — Наш златоуст предъявляет своему оппоненту обвинение в “нравственной глухоте”. — Это по какому же поводу? – поинтересовалась Алина Петровна. Тут слово взял я: — По поводу количества жертв сталинских репрессий. Его подзащитный из Филадельфии мистер Сергеев брякнул, что в годы репрессий были расстреляны “десятки миллионов” человек. Я уличил его в бессовестной лжи. В действительности количество жертв составило 800 тысяч человек за 32 года (с 1921 по 1953). Вопрос этот изучен специалистами, причем не только из коммунистического, но и из ультралиберального лагеря. Так, единомышленник Юрия Афанасьева В.П. Попов, исследовав все архивы вдоль и поперек, пришел именно к такому заключению. (“Отечественные архивы”, 1992, № 2). В.П. Попов – честный профессионал, специалист высочайшего класса, он не может себе позволить отступить от исторический истины. Ну и какова же реакция Кацуры? Нет, он не смеет оспаривать утверждения В.П. Попова. — Еще бы! – воскликнул Николай Иванович. – Кто такой Кацура и кто такой Попов?! — Казалось бы, вопрос ясен, продолжил я. – Надо Кацуре признать, что г-н Сергеев малость соврамши. — Ничего себе малость! – не удержалась Алина Петровна. — Увеличить истинную цифру на два порядка! — Но грех все-таки не на Сергееве, а на мне. Он заключается в том, что я проявляю “абсолютную нравственную глухоту”. — Получается так: если говоришь правду, то ты нравственно глух, а вот если дуришь людям голову взятыми с потолка цифрами, то тогда что? – вновь вступила в беседу моя жена. — А тогда, — сказал я, — ты демонстрируешь абсолютную нравственную чуткость. Тут проявил инициативу Николай Иванович: — То, что говорит Кацура, есть старая-престарая теория лжи во спасение. Именно “нравственная чуткость” побуждает нашего любителя словесных красот смело браться за доказательство недоказуемого, перевирать факты и даты, извращать смысл событий, выдергивая их из исторического контекста, замалчивать одни события и выпячивать другие, словом, заниматься самой гнусной софистикой. Если принять позицию Кацуры, никакая объективная наука станет невозможна. Николай Иванович сделал паузу, а потом продолжил: — Кстати, вы не интересовались, каково количество жертв уголовного террора в постсоветской России? Все присутствующие, в том числе и я, признались, что нет. — А я полюбопытствовал. Как только Россия вступила на путь “реформ”, кривая убийств резко пошла вверх. С 94 года количество этих преступлений колеблется в районе 30 тысяч в год, имея тенденцию к повышению. Если этот уровень сохранится, то за 32 года в России насильственной смертью погибнет 960 тысяч человек. Вывод получается такой: уровень уголовного террора в постсоветской России выше, чем уровень государственного террора в сталинские годы. А если учесть, что население Советского Союза значительно превышало население современной России, то тогда следует признать, что уровень уголовного террора в настоящее время в стране существенно выше, чем тогда , когда страной управлял “усатый горец”. Вот к каким заключениям приходишь, если начинаешь сопоставлять и анализировать. Кацуры же и им подобные от таких сопоставлений бегут, как черт от ладана. “Нравственная чуткость”, понимаешь.— Вообще нашему мастеру самовитого слова не следует делать вид девственницы, проповедующей в публичном доме, — заметил я. — Где был этот “нравственно чуткий” господин в трагические дни октября 1993 года? Уж во всяком случае, не среди защитников законно избранного парламента. Вся либеральная интеллигенция аплодировала бойне, устроенной Ельциным в центре Москвы. А самый “нравственно чуткий” из них, Булат Окуджава, признался, что испытывал наслаждение, созерцая зрелище горящего Дворца Советов. Алина Петровна спросила: — Я вот чего не могу понять. Подлинные цифры о масштабах репрессий давным-давно опубликованы и тысячу раз перепроверены. 800 тысяч приговоренных к смертной казни за 32 года – вот максимальное число, которое удалось определить. Почему же сергеевы и кацуры с таким упорством продолжают повторять байку насчет “десятков миллионов безвинно расстрелянных”? В чем тут дело? Неужели они действительно ничего не знают? На вопрос взялся отвечать Николай Иванович: — Видишь ли, невежество этих господ воистину анекдотично, но сводить все дело к невежеству нельзя. Среди либералов есть, конечно, совершенно темные существа, и публикации в “Вестнике РФО” — тому наглядное свидетельство. Однако не все либералы таковы. В их массе встречаются порой весьма неглупые и образованные люди. Проблема заключается в том, что “десятки миллионов расстрелянных” – это миф. А миф, как хорошо известно, не считается с реальностью. Признать твердо установленную наукой истину наш либеральный интеллигент не может, потому что тогда рушится все его мировоззрение. Либеральному интеллигенту не позавидуешь: если он расстанется с мифами, то окажется перед лицом жуткой действительности: преступность в современной России свирепствует, народ вымирает, страна слабеет с каждым прожитым часом. И все потому, что ему, такому умному и образованному, захотелось, чтобы в России все было, “как на Западе”. Любой здравомыслящий человек понимает, что 800 тысяч за 32 года для страны масштаба России, пережившей три революции подряд и оказавшейся в эпицентре двух мировых войн, это немного. В сущности, историческая наука вынесла сталинскому режиму оправдательный приговор. Реально этот режим был гораздо менее жесток, чем мог бы быть в конкретных исторических обстоятельствах. — Ты рискуешь приобрести репутацию реакционера и сталиниста, — заметил я. — Всей этой публике я отвечу словами Кондратия Рылеева:
Твоим вниманием не дорожу, подлец; Из уст твоих хула – достойных хвал венец! Смеюсь мне сделанным тобой уничиженьем! Могу ль унизиться твоим пренебреженьем, Коль сам с презрением я на тебя гляжу И горд, что чувств твоих в себе не нахожу? Пусть наши поборники “светлого капиталистического будущего” посмотрят на то, что они сотворили с моей страной. Мой друг подошел к шкафу, где у него хранились всякие записи: — Вот послушайте. По данным официальной статистики убыль населения составила в 2000 году составила 958,5 тысяч человек, в 2001 – 943,2 тысячи. Смертность от туберкулеза возросла за 20 лет (с 1981 по 2001 год) в два с половиной раза, заболеваемость сифилисом – ровно в 4 раза, число алкоголиков возросло более чем вдвое, количество наркоманов увеличилось более чем в 10 раз! Тут я попросил внимания и извлек из пластикового пакета второй номер “Вестника РФО” за 2002 год и раскрыл его на странице 76. Я прочитал: — “Случайно ли Достоевский в Советской России был практически запрещен? Случайно ли за все советские времена сотни раз печатали “Вечера на хуторе близ Диканьки”, но ни разу – “Выбранные места из переписки с друзьями”?” — Это из очередного шедевра писателя Кацуры. Николай Иванович подошел к книжной полке, где стояло собрание сочинений Гоголя в 8 томах. Раскрыл шестой том. — Опубликовано в Москве в 1978 году издательством “Художественная литература”. Тираж триста тысяч экземпляров. Посмотрите: вот они, “ни разу не печатавшиеся” “Выбранные места из переписки с друзьями”. Страницы 184-380. Затем Николай Иванович снял с полки томик Достоевского и прочитал: — Достоевский Федор Михайлович. Собрание сочинений в 10 томах. Москва, издательство “Художественная литература”, 1956-1958 годы. Тираж 300 тысяч экземпляров. — Кстати, добавила моя половина, — было и полное собрание сочинений в 30 томах. Издано в Ленинграде тиражом, по-моему, 200 тысяч экземпляров. Да и в обязательную школьную программу по литературе творчество Достоевского в советские годы входило. В комнате воцарилась недоуменная тишина. — Знаете что, — своим звучным голосом прервала молчание Алина Петровна. — Ну их к черту, всех этих демшизиков. Мы зачем сегодня собрались? Так давайте же веселиться. Мужчины принялись откупоривать бутылки, а дамы занялись салатом. Празднование дня рождения началось. * * * Когда мы с женой возвращались домой, наступила уже полная темнота. В обморочно-бледном свете уличных фонарей было хорошо видно, что поверхность луж затянута тонкой пленкой молодого льда. Зима посыла нам свою первую весть. — Вот что, папочка, — сказала мне жена. – Я подумала и решила дать Алине взаймы полторы тысячи. Из тех, что отложены тебе на шапку. Придется тебе походить еще один сезон в старой шапке. — Это подтверждает, что 32 года назад я принял правильное решение. — Какое решение? — Предложить тебе руку и сердце. И мы рассмеялись. назад к оглавлению |
