Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года)
Web-проект кандидата философских наук
Издание современных левых евразийцев
главная  |  о проекте  |  авторы  |  злоба дня  |  библиотека  |  art  |  ссылки  |  гостевая  |  наша почта

Nota Bene
Наши статьи отвечают на вопросы
Наши Архивы
Первоисточники евразийства
Наши Соратники
Кнопки

КЛИКНИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ HTML-КОД КНОПКИ


Яндекс цитирования





Выбор патриота: социализм или капитализм?

1.

Идеи социализма особенно близки и понятны русской и российской душе. Магистральная линия российской общественно-политической мысли предлагает лишь различные версии социалистического идеала — дворянский социализм славянофилов, крестьянский социализм народников, антигосударственный социализм анархистов, якобинский государственный социализм ленинцев и сталинцев, христианский социализм С. Н. Булгакова и Н. А. Бердяева, монархический социализм Ф. М. Достоевского и К. Н. Леонтьева. А. И. Герцен однажды остроумно заметил, что именно социализм объединяет в России даже самые противоположные направления, такие как славянофилы и западники: «А социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря — разве не признан он славянофилами также как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку». Действительно, убежденными противниками капитализма, индивидуалистического духа и пафоса накопительства и столь же убежденными сторонниками сотрудничества, общинности, экономического и политического братства были и западники В. Белинский и А. Герцен. И в этом смысле они мало чем отличались от славянофилов Хомякова, Аксакова, Киреевского. Разногласия между ними касались лишь вопросов: «какой социализм нужен России — дворянский, самодержавный или крестьянский, общинный? Возможен ли русский социализм без монархии и без православия? Является ли социализм только русским путем или по нему пойдут все народы, в том числе и западные?» Недаром и идеи марксистского социализма приобрели такую влиятельность именно в России, а не в тех странах, где ни были сформулированы, и даже обрели на нашей земле плоть и кровь в лице советского марксистского социализма.

Но социализм не только присущ русской общественно-политической мысли вообще. Он прекрасно уживаются и с идеей русского и российского патриотизма. Спектр моделей русского патриотического социализма также широк: от славянофильской концепции «народного самодержавия» до сталинского мобилизационного социализма. В то же время этого не скажешь о либерализме, который так и не пустил глубоких корней в России, а если и существовал, то как явление более или менее антинациональное. Правда, в начале ХХ века была попытка создать антисоциалистический либеральный патриотизм. Ее предпринял один из самых ярких русских либералов, крупный ученый и философ, участник сборника «Вехи» П. Б. Струве. Переболев марксизмом в молодости, он стал ярым противником даже умеренного социализма, выступал за развитие в России капитализма и называл народнические идеи об особом пути России не иначе как «сифилисом русской мысли». И в то же время отличие от других либералов он считал, что по примеру стран Запада и, прежде всего, Великобритании капиталистическая Россия должна иметь имперские притязания, стремиться расширять свои территории. Однако большого влияния эти весьма необычные для России взгляды тогда не имели, они оказались одинаково чуждыми и русским либералам, и русским патриотам.

Но в 1980-х — 1990-х годах уже прошедшего ХХ века произошло казалось бы невозможное: возникла весьма агрессивная, оформленная во внутренне связную идеологию и приобретшая определенное влияние антисоциалистическая либеральная версия русской идеи. Во многом она восходит к антисоциалистической риторике «правых диссидентов» Солженицына и Шафаревича. Но в отличии от них она не акцентирует внимание на вопросах религии, которые для диссидентов были центральными. Современные антисоциалистические либеральные патриоты, одним из ярких идейных лидеров которых является публицист А. Ципко, больше интересуются экономикой и местом России в системе международных отношений. Русская идея для них скорее — секулярная идея, идеология, которая призвана сохранить и укрепить русскую нацию и сделать ее одной из ведущих капиталистических наций, а православие ими воспринимается, несмотря на их заверения в верности ему, как «этнографическая бутафория». Обратимся же к этой идеологии.

2.

Один из ее основных тезисов гласит, что социалистический патриотизм — это очень вредная и опасная доктрина, которая искажает истинный образ характера русского народа, и делает это народ «неконкурентоспособным» в экономическом соревновании с народами Запада . Новоявленные либеральные патриоты говорят: русская интеллигенция, исповедующая соборную социалистическую русскую идею в разных ее видах, уже двести лет внушает русским, что они — народ особый, чуждый институтам частной собственности, экономической борьбы, индивидуализма, живущий идеалами соборности и социальной гармонии. Вместе с тем — продолжают они — многочисленные факты показывают, что русские в этом смысле мало отличаются от голландцев, немцев, французов и других народов Запада, русские умеют быть рачительными и бережливыми, умеют заниматься торговлей, не чужды индивидуализма и эгоистического интереса не забывают. Русские давно могли бы создать такую же процветающую капиталистическую экономику, как и на Западе — утверждают они — но этому помешала … русская интеллигенция, которая долгие годы вбивала русскому народу мифы о его нестяжательстве и соборности. Результатом этого стала якобы «катастрофа советского социализма» — строя, который, по мнению этих «новых патриотов», совершенно не соответствовал характеру русского народа, искусственно сдерживал его частнособственнические и эгоистические инстинкты, и в конце концов был этим народом сброшен с себя как ненужное ярмо.

Другое принципиальное положение этой идеологии — утверждение о вредности и опасности имперской великодержавной идеи. Новые либерал-патриоты, в отличие от своих предшественников — струвистов, утверждают, что империя якобы ничего хорошего русским не принесла. И при царях, и при большевиках удерживать большое государственное пространство удавалось лишь за счет тягот, падавших на плечи русского народа, тогда как другие народы (и особенно наиболее строптивые и них вроде поляков или прибалтов) по сравнению с русскими благоденствовали. Либерал-патриоты приветствуют распад СССР, в результате которого Россия «избавилась от имперского бремени» и сожалеют лишь о том, что распад этот произошел спонтанно, не были оговорены условия, касающиеся положения русских в новых независимых республиках, сохранены внутрисоветские границы, часто прочерченные невыгодно для РФ и т.д. Наиболее радикальные из них призывают и к распаду нынешней РФ, к отделению от нее нацрегинов вроде Башкирии, Татарии, республик Кавказа и созданию «чисто русской России». Нетрудно заметить, что отрицание империи у либерал-патриотов логически вытекает из отрицания социализма. Точно также, как по мысли либералов, каждый человек должен стремиться к победе над конкурентом и к индивидуальному благу, и каждая нация должна стремиться не к объединению с другими нациями в союзные государства, а наоборот к конкуренции с ними, к отстаиванию своих национальных интересов. Либеральный экономический идеал — война всех против всех посредством коммерческих операций и под надзором законов гражданского общества находит свое прямое отражение в либеральном идеале международной политики: экономической войне эгоистических наций под надзором международного закона.

Как видим, либерал-патриотизм ничего не говорит об особом пути русского народа. Путь согласно ему, есть лишь один — это путь либерализма и капитализма, по которому прошел Запад и по которому должны пойти и другие страны, либо они будут уничтожены тем же Западом. С этих позиций, если в нашей ментальности и есть черты, мешающие конкуренции с Западом, то их нужно скорее уничтожить и культивировать в себе иные черты, сближающие нас с западным гомо либераликус. Либеральные патриоты призывают нас в очередной раз «догнать и перегнать Запад», но теперь уже в рамках капиталистического соревнования, играя по западным правилам игры, превратившись в либеральную и капиталистическую нацию со своими моноэтническим государством.

3.

Прежде чем перейти к критике этой идеологии, хочется сказать два слова и о ее положительном значении. Владимир Соловьев писал: «..всякое заблуждение, о котором стоит говорить, — содержит в себе несомненную истину, которой оно есть лишь более или менее глубокое искажение, — этой истиной оно держится, ею привлекает, ею опасно, и через нее же только может оно быть как следует обличено и опровергнуто. Поэтому первое дело разумной критики относительно какого-либо заблуждения — найти ту истину, которой оно держится, и которую оно извращает». Воспользуемся советом великого русского философа. По нашему мнению, национал-либералы совершенно правы, во-первых, в том, что перед Россией сейчас стоит, по сути, проблема выживания. Либо мы сумеем противостоять экспансии Запада, либо он нас сомнет и уничтожит, если не физически, то во всяком случае как великий исторический народ, оставив нам право на существование в виде «этнографической диковины», как он это сделал с американскими индейцами. Этим своим пониманием того, что Запад — не международный филантроп, а жестокий, коварный и опасный враг, который ведет с другими цивилизациями настоящую войну на уничтожение, либерал-патриоты выгодно отличаются от либералов-космополитов, которые, начиная с конца 1980-х внушают нам, что с Запад только и мечтает как бы помочь «молодой российской демократии», и если не осыпает ее золотым дождем, то лишь потому, что мы, неразумные, еще не заслужили этого, не избавились от «родимых пятен тоталитаризма».

И во-вторых — тут я выскажу непопулярную для почвенников мысль — либерал-патриоты также совершено правильно выступают против излишней идеализации русской культуры и русского народа. Думается, славянофилы несколько переусердствовали, представляя русских носителями высокого христианского духа соборности, своеобразными «ангелами во плоти». Нельзя отрицать того, что русские склонны к религиозному энтузиазму, стремлению жить «по совести», поискам справедливости на земле. Это отмечали многие русские философы: Л. П. Карсавин, Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский и это подтверждает вся русская история с ее обилием сектантов и расколов в среде простонародья и революционной экзальтации интеллигенции. Тот факт, что русский человек легко наступает на горло своему индивидуальному, эгоистическому интересу ради дорогой ему идеи подтверждает и новейшая история. Если бы русские и российские люди только и думали о своем кармане, благосостоянии, стабильном рабочем месте, то разве они бы позволили либералам Гайдару и Чубайсу разрушить социалистическую экономику, приватизировать предприятия, «отпустить» цены?! Ведь команда либералов особо и не скрывала, что это приведет к безработице и снижению уровня жизни, что придется пойти на жертвы ради торжества «светлого капиталистического завтра» (хотя она и преуменьшала эти жертвы). Русские же и россияне в большинстве своем — вспомним тогдашний рейтинг Ельцина — согласились пойти на это, будучи увлеченным и ослепленным тем идеологическим конструктом, который предложили ему демократы. Но одно дело — временный порыв и энтузиазм, а другое — обыденная жизнь, в которой русский человек действительно, может быть, и часто является и индивидуалистом, и эгоистом. «Мир во зле лежит» и в этом смысле нет избранных народов и избранных людей. Каждому свойственны черты падшего, грешного человека: корысть, эгоизм, равнодушие к ближним, только один стремится их сдерживать, а другой — нет. И русские и россияне здесь не исключение, чтоб убедиться в этом, достаточно почитать писателей, которые судили о русских крестьянах, не глядя на них из окон барского дома, как славянофилы, а живя в среде самих крестьян. Так народник Энгельгард — автор знаменитых «12 писем из деревни» много писал о том, что воспетый славянофилами крестьянин-общинник, как только ему предоставляется такая возможность, стремится увильнуть от общинных обязанностей, побольше оставить себе, превратиться в кулака… Да и жизненный опыт показывает нам, что если в России и больше, чем в других странах идеалистов, утопистов, революционеров и искателей правды, что если время от времени русских охватывает идеологический энтузиазм, то во все остальное время средний человек и у нас в своей жизни опирается на здравый смысл, расчет, стремится обеспечить себя, свое семейство, иногда и в ущерб другим. Иное дело, что в странах капиталистического Запада это возведено в норму и освящено идеологически, тогда как в России даже если человек ведет себя как индивидуалист, он этого стыдится, и это — важное нравственное преимущество нашего народа над капиталистическим Западом, но преимущество, не отменяющее наличия таких же недостатков и у нас. Поэтому национал-либералам только и остается объяснять наличие у нас социалистических традиций — от дореволюционной крестьянской общины до советского строя влиянием зловредной идеологии. Так, в утверждение советского социализма национал-либералы сегодня обвиняют интеллигенцию, навязавшую общественности идеи атеистического социализма. Но как же быть с патриархальной крестьянской общиной, которая также сдерживала индивидуализм, как и ячейки Коммунистической партии? Тут национал-либералы, хранящие формальную верность православию, помалкивают, хотя очевидно, их собственная логика должна привести их здесь к критике православия, которое своей идеологией нестяжательства, также, как и коммунизм, препятствовало развитию эгоистических и капиталистических навыков у русских. Вот только возникает резонный вопрос: а может ли одна лишь идеология десятилетиями и столетиями диктовать миллионам людей нормы поведения, противоречащие их интересам? Может быть все таки дело в другом и принцип социализма — сотрудничество и взаимопомощь не так уж непрактичен? Может быть именно в России сама жизнь заставляет следовать ему и в том числе и поэтому русским людям легче культивировать в себе соборные нравственные идеалы и быть верными нестяжательским православным ценностям? Уверен, что так оно и есть.

4.

Соединение в хозяйственные общины, корпорации и союзы, практикуемое человечеством всегда и лишь приобретшее в России больший, чем на Западе размах, связано вовсе не с тем, что все люди, в них входящие, не способны к конфликтам и эгоистическим действиям, а с тем, что в трудных условиях в жизни, это единственное средство к выживанию. Общинный, почвенный, традиционный социализм — это не филантропия на досуге, а хозяйствование ради совместного удовлетворения жизненных потребностей или «экономика», хозяйствование по принципу управления домом, как называл это Аристотель. Даже эгоист, попавший в ситуацию, когда под угрозой его выживание, или когда ему грозит нищенское существование, поступается своим эгоизмом, и сообща, вместе со всеми стремится выбраться из этой ситуации. При этом оказание помощи другим ему становится выгодным, ведь другие тоже ему помогают и без их помощи, самостоятельно, он не выжил бы. Конечно, общинная взаимопомощь способствует развитию нравственных начал, заставляет вникать в нужды других, но с другой стороны она отвечает и требованиям разумного эгоизма, и в этом смысле она пригодна и для жизненных идеалистов и для жизненных «материалистов» и прагматиков. Закон жизни, гласящий, что трудности легче преодолевать сообща, не оспаривается никем, кроме либеральных фанатиков. Истинность этого закона ярко видна на примере жизни русского крестьянства. Россия, как известно — страна северная, большая часть пригодных для земледелия российских земель находится в зоне рискованного земледелия. «Более половины территории РФ находится немногим южнее или даже севернее 60 параллели северной широты, то есть в географической зоне, которая в общем и целом считается непригодной для „нормальной“ жизни и деятельности людей» — писал В. В. Кожинов. К тому же благодаря суровому, континентальному климату сельскохозяйственный сезон в России намного меньше, чем в Англии, Франции, не говоря уже об Испании или Италии. Наконец, наиболее плодородные регионы России отличаются неравномерностью выпадения осадков, проще говоря, там в России, где земля лучше всего родит, часто бывают засухи. Голод регулярно прокатывался по просторам нашей страны, собирая свой «черный урожай». По данным Интернет-энциклопедии «Википедия», только «за вторую половину XIX столетия особою жестокостью отличались голодные годы, порождённые неурожаями 1873, 1880, 1883, 1891, 1892, 1897 и 1898 гг. В XX веке особенно выделялись массовый голод 1901, 1905, 1906, 1907, 1908, 1911 и 1913, когда от голода и сопутствующих голоду болезней погибли миллионы жителей Российской империи». Фактически русские и российские крестьяне постоянно жили под угрозой голодной смерти, да и в урожайные годы питались скудно. Неудивительно, что в России так долго сохранялась традиционная земледельческая община, восходящая еще к неолиту, с ее традициями взаимопомощи, с ее общинными запасами хлеба, которые в случае голода раздавались всем без разбора: много ли он работал или мало. Если бы, скажем, в голодный год крестьяне стали судиться да рядиться, заявляя, что некоторые работали меньше других, поэтому и хлеб свой не заработали, то многие просто вымерли бы. Выжившие же тоже недолго бы праздновали победу, они не смогли бы долго прожить в таком ничтожном количестве, потеряв множество рабочей силы и не будучи в силах обрабатывать опустевшие земли. Уравниловка в смысле потребления для поддержания жизни была необходимостью для всех. Право на пищу для общинников было правом на жизнь для всей общины. Причем, этим правом общинная взаимопомощь, конечно, не ограничивалась. Общинники помогали всем миром заболевшему общиннику, содержали рекрута, вернувшегося из армии инвалидом, совместно строили мосты, косили луга. Это тоже выгодно было для всех, никто не гарантирован от болезни, от того, что его отдадут в рекруты и он потеряет на войне ногу. Да и просто совместный труд гораздо эффективнее, чем работа в одиночку, а совместная жизнь лучше, чем грызня индивидуальностей — эта простая жизненная истина которую мы стал забывать в эпоху капитализма.

Как справедливо замечает С.Г. Кара-Мурза, это принцип «общинной уравниловки» затем был воспроизведен в советской цивилизации, даже вопреки марксистской трактовке социализма, требующей «каждому по труду». Возьмем в качестве примера теплоснабжение. Тепло в дома в советских городах подавалось уравнительно и централизовано и это понятно. По словам С.Г. Кара-Мурзы в России с ее холодным климатом «право на жилье есть одно из главных выражений права на жизнь». Вольно либералам в Америке отключать от отопления тех, кто не может заплатить, чтобы подхлестнуть их «конкурентоспособность»! Они и без горячих батарей пережить зиму могут, Вашингтон находится на широте Ашхабада. Если же сделать это в сибирском городе, где зимой температура достигает минус 50 градусов по Цельсию, то большая часть населения, попавшая в разряд экономических неудачников, просто вымрет. Поэтому советские руководители, которые учили в институтах Маркса, но были детьми и внуками крестьян-общинников и с детства усвоили жизненные принципы отцов и дедов, и сделали тепло общим достоянием. Когда же к власти пришли сынки партноменклатурщиков как Гайдар, в головах которых афоризмы Маркса о прогрессивности капитализма и рынка не уравновешивались крестьянским здравым смыслом, они и стали делать тепло товаром и приказывать отрезать батареи в квартирах у тех, кто не смог заплатить за тепло. Интересно только, если этот опыт пойдет и дальше, кто после нескольких зим будет работать на заводах и корпорациях наших новых капиталистов? Может они сами встанут у станков и буровых установок, взамен перемерзших в квартирах рабочих?

И опять таки советская община обеспечивала большие права: не только на тепло, но и на получение медицинских услуг, приличного образования, и тут играл свою роль не только фактор моральный, но и экономический расчет. Государству и обществу в наших суровых условиях жизни, да еще и во враждебном геополитическом окружении нужны здоровые, образованные и обеспеченные необходимым люди, а не больные неграмотные бомжи, конечно, только если это государство состоит из людей, чувствующих себя причастных к нации, собирающихся здесь жить, а не награбить и убежать за границу.

Итак, социалистами нас, россиян вынуждает стать сама жизнь. Естественно, когда жизнь становится чуть легче, и у нас начинают тоже бродить настроения индивидуализма, даже рвачества и эгоизма. Исследователи крестьянской общины отмечали, что стоит земле дать обильный урожай, стоит крестьянам отъестся и немного «встать на ноги», то сразу появляются кулаки-мироеды, которые стремятся отделиться от общины, жить обособленно. Но само слово «мироед» говорит о том, что существовали они за счет того, что объедали мир, то есть пользовались благами взаимопомощи, а сами заботились лишь о себе. Гольный индивидуализм все равно не оправдывает себя, а если и дает некоторые блага то до поры до времени. А если уж снова неурожай и засуха — опять общая угроза «поравняет» всех.

Точно также и в СССР требования демонтировать социализм и перейти к капитализму стали раздаваться лишь в 1970–1980-х, во время, когда впервые за всю историю Советского Союза исчезла реальная опасность голода для большинства населения, люди перебрались из бараков и коммуналок в отдельные квартиры, стали получать стабильные зарплаты, ездить в южные санаторию, а то и на болгарские «Золотые пески», них появились даже деньги покупать пресловутую колбасу и даже импортные сапоги и видеомагнитофоны. И это при том, что еще 10–15 лет назад их отцы и матери ходили в шинелях и телогрейках и питались плохим хлебом! Обеспеченным всеми жизненно необходимыми благами: отапливаемым жильем, медициной, образованием, дешевыми продуктами первой необходимости, советским людям захотелось еще больше, захотелось того, что в капиталистическом мире имеет лишь «золотой миллиард», жирующий на горбу остальных четырех миллиардов полуголодных и голодных жителей капстран третьего мира, африканских и азиатских рабочих западных корпораций. Но увы, лишившись первого они не получили второго. И теперь, наученные горьким опытом, вчерашние восторженные поклонники перестройки, начинают возвращаться к идеалу социализма, что естественно для людей, попавших в тяжелые условия. Непонятно вот только, почему либерал-патриоты призывают отказаться от общинных, социалистических традиций и перейти к рыночной конкуренции и взаимной вражде, культивировать индивидуализм и эгоизм именно в этот тяжелый и скудный пореформенный период нашей истории? Легко заметить, что они сами себе противоречат: с одной стороны провозглашают, что главная цель сейчас — выживание русских и россиян, с другой — проповедуют ценности, которые делают общее выживание невозможным. Индивидуалистические настроения может позволить себе лишь богатое, обеспеченное общество, не имеющее сильных внешних врагов, а наше общество, увы, таково.

5.

Но ведь развитие капитализма в Западной Европе привело к процветанию там не только нуворишей, но и простых людей, которые имеют по две машины, по роскошному коттеджу — возражают национал-либералы. К чему терпеть тяготы «социализма» — проекта мобилизационного по своей сути, который и тут либералы совершено правы — вовсе не идеален и тоже имеет свои не очень приятные черты, в определенных ситуациях сильно раздражающие. Ведь помощь бедным означает и ограничение обогащения, поскольку общинное перераспределение доходов ведет к их уравниванию, а постановка интересов всех выше индивидуального интереса, иногда означает непонимание и преследование всего нового, оригинального, непонятного для большинства. Социализм — будем смотреть правде в глаза! — означает равенство если не в бедности, но в скромном достатке и доминирование коллектива над индивидуальностью — в этом его сила, но в этом и его слабость. «Наши недостатки — продолжения наших достоинств» — говорил Маркс. Не лучше ли — восклицают либерал-патриоты — выживать при помощи институтов капитализма с их такими приятными чертами как свобода индивидуальности и ограничение вмешательства государства в жизнь людей? Сама постановка этого вопроса выказывает их предельную наивность. Увы, жизнь наша так устроена, что всегда приходится чем-либо жертвовать. Социализм требует ради всеобщего выживания, обеспечения жизненных потребностей всех, пожертвовать, пусть хотя бы на время широкой свободой индивидуальности. И эта жертва является разумной, потому что если человек не выживет, погибнет от голода и холода, то и свобода ему не будет нужна. Затем же, когда жизненные потребности в целом будут обеспечены, обязательно выйдут на поверхность недостатки социализма, начнут раздаваться голоса о свободе, о прогрессе… Но и тогда совершено необязательно отказываться от самого принципа социализма. С одной стороны эти его отрицательные черты можно сгладить развитием общественной нравственности, понимания друг между другом, это показал пример многотысячелетнего существования общин разного вида — от примитивной родовой, тотально связывающей человека, до городской ремесленнической, где есть место и личной собственности, и определенной свободе. С другой стороны не нужно забывать, что в коллективизме есть и большая правда: совершеннейшая свобода индивидуальности, доходящая до свободы от общепринятых норм нравственности и духовности, вредна и для общества, и для самой индивидуальности в плане духовного ее развития.

Капиталистический же проект, в отличие от социалистического, не ориентирован на выживание и скромный достаток всех. В капиталистическом хозяйстве, в отличие от общины, к выживанию стремится лишь пролетарий, который лишен иных способов поддержать существование, кроме как продать свою физическую силу, профессиональные навыки на рынке труда капиталисту. Для владельца же средств производства — капиталиста проблема выживания не стоит, он и так достаточно обеспечен, он имеет другую цель — обогащение. И Маркс в «Капитале» прекрасно показал, что степень обогащения капиталиста зависит от степени бедности рабочего: повышая зарплату рабочим, капиталист теряет часть прибыли, снижает темпы самовоспроизведения капитала, проигрывает в конкуренции с другими капиталистами. Для него это недопустимо, потому что особенность капитала в том, что он по своей природе стремится к бесконечному умножению. Поэтому капиталист идет на повышение зарплат, улучшение условий труда и жизни рабочих только вследствие насильственного давления со стороны рабочих, например, забастовки. Наоборот, чем меньше капиталист платит рабочим, тем больше они стремятся работать — и в смысле производительности труда, и в смысле продолжительности рабочего дня, и тем больше получит прибыли сам капиталист. Именно поэтому на капиталистическом предприятии часто производятся скрытые сокращения зарплаты, например, путем введения штрафов за пустячные нарушения, или требований, чтобы работники одевались в определенную форму одежды, которую они приобретали бы за свой счет. Капиталист, конечно, тоже не заинтересован, чтоб рабочий умер за станком, он будет платить ему так, чтоб рабочий мог обеспечивать свои жизненные потребности. Но представления о жизненных потребностях у капиталиста, и у общины различные. Для общинника это не только пропитание, достаточное, чтоб не упасть в голодный обморок, это, как мы говорили, и пропитание его детей, это и помощь больным и инвалидам и т.д. Капиталист же, если это возможно, ограничивается лишь оплатой поддержки жизнедеятельности. Пособия на детей, за болезнь, на отдых у него нужно выбивать силой. Он не связан с рабочим правилами общиной взаимопомощи, и его не интересует его судьба, и судьба его семьи, главное, чтоб тот мог работать за станком. Переход народов Запада от общинного строя в лице деревенских общин, корпораций ремесленников к капитализму сильно ударил по благосостоянию людей труда. Ремесленники вольных средневековых городов, как отмечал П. А. Кропоткин, уже в 15 веке обладали правом на 8 часовой рабочий день, корпорация оплачивала им питание детей в школах, посещение бань, помогала в случае болезни, оплачивала похороны. При капитализме рабочие достигли такого же уровня социальных гарантий лишь в конце ХХ века.

Более того, капиталист заинтересован в разрушении благополучия не только своих рабочих, но и остальных людей труда — ремесленников, крестьян, потому что пока они не станут нищими, не имеющими ничего, кроме своего тела, то есть пролетариями, пока они будут иметь свой участок земли, скот, инструменты, которые их худо-бедно кормят, они не станут наниматься на капиталистические фабрики. Маркс выразительно описал в главе о первоначальном накоплении в «Капитале», как развитие капитализма в Англии сопровождалось пауперизацией населения, как государство под нажимом буржуазии сгоняло крестьян с их земель, вводило ограничения для ремесленников, боролось против филантропии — помощи голодным и нищим и все ради того, чтоб обеспечить рынок труда капиталистам. Отсюда видно, что капитализм был тяжелым ударом по английской нации. Если он ее не погубил, то виной тому благоприятные внешние условия — отсутствие серьезных внешних врагов, поток капиталов из колоний и т.д. Капитализм — это способ хозяйствования невыгодный для большинства, для людей труда, приводящий не к их выживанию и достатку, а наоборот, убивающий их и превращающий в нищих. Именно этим объясняется, что на Западе он был введен насильственно, при помощи жесточайших законов и немыслимых репрессий со стороны государства; еще в конце 19 века забастовки рабочих в Англии и США в законном порядке расстреливались из ружей полицией и армией. И этот строй призывают ввести у нас наши либеральные патриоты, которые только и говорят, что о недопустимости вымирания русской нации? Действительно, современный английский да и западный рабочий живет совершено по-другому, но не благодаря капитализму, а вопреки ему. Просто западные рабочие отбросили либеральную болтовню о конкуренции на рынке труда как норме, объединились на началах взаимопомощи, реального социализма и отвоевали у капиталистов высокий достаток (а те на это пошли, потому что получили дополнительные источники обогащения за счет ограбления колоний). Создав свои партии и профсоюзы простые люди, рабочие добились от государства, чтоб оно охраняло и их интересы, а не только интересы буржуазии, чтобы оно из капиталистического стало постепенно превращаться в социалистическое. То есть к процветанию эти народы привел не капитализм, а своеобразный, очень умеренный, госсоциализм, до сих пор сосуществующий на Западе с остатками капитализма. Пока же на Западе господствовал промышленный капитализм в чистом виде, пролетарии трудились по 16 часов в сутки, целые деревни вымирали или покидались жителями, а в городах царили антисанитария, болезни и преступность. То же самое ожидает и Россию, если по планам либеральных патриотов, Россия перейдет к промышленному капитализму «как на Западе». Нынешнее относительное благосостояние, возникшее при Путине, связано с тем, что пока еще в России промышленного капитализма почти нет. Сегодня в России государство через свои компании, а также через определенных лиц, называющих себя «капиталистами», но тесно связанными с чиновничьим аппаратом, продает на Запад невосполнимые природные ресурсы России. При этом оно имеет такую фантастическую прибыль, что частью ее оно делится и с гражданами, не вовлеченными в процесс добычи и продажи нефти и газа, работающими в «убыточных» бюджетных сферах экономики, просто пенсионерами, инвалидами, безработными (впрочем, делится весьма скудно, ту же схему экономики мы видим в странах Персидского Залива, где потребности всех граждан обеспечены за счет торговли нефтью по самому высшему классу). Возникновение промышленного капитализма в России должно сопровождаться уничтожением бюджетного сектора экономики, пролетаризацией тех, кто там работал и выбрасыванием их на рынок труда, точно также как в Англии оно сопровождалось огораживаниями и законами против цеховых ремесленников. И даст оно те же социальные последствия — обнищание населения, высокую смертельность от голода, болезней, невыносимых условий жизни, рост преступности. Собственно, нечто подобное уже пытался делать Гайдар и результат ужаснул даже Ельцина, который боясь народного протеста, первой ласточкой которого стало Октябрьское восстание 1993-го, заменил Гайдара на Черномырдина и взял курс на экономку, живущую продажей нефти, который затем продолжил Путин.

Впрочем, построить в России промышленный капитализм, который мог бы выдерживать и даже выигрывать конкуренцию с западным капитализмом России не даст и сам Запад. Еще одна особенность капитализма в классическом чистом виде состоит в том, что он ослабляет нацию, погружает ее в пучину классовых раздоров, ставит на грань гражданской войны. В 19 и 20 веках Запад несколько раз стоял на пороге кровавых революций и гражданских войн: вспомним революцию 1848 года и Парижскую коммуну во Франции, Баварскую советскую республику, гражданскую войну в Испании, захваты заводов коммунистами в Италии на рубеже 1920-х и сазу же после войны, европейскую и американскую студенческую революцию 1968-го. Все это далеко не укрепляет государство и делает его беззащитным перед внешней угрозой. Фактически на протяжении нескольких столетий, страны капиталистического Запада жили в уникальной благоприятной геополитической обстановке, не имея серьезного опасного внешнего врага. Это и позволило им пережить капиталистический эксперимент без утери независимости. Предположим, что развитие капитализма с его пауперизацией, восстаниями крестьян и стачками рабочих, классовой ненавистью и расколом в обществе происходило бы в Западной Европе на глазах у высокоразвитой агрессивной Османской империи, имеющей самое современное на тот период оружие. Судьбу Европы несложно было бы предугадать нам, россиянам, которые в 1990-е годы попытались повторить эпоху первоначального накопления капитала в условиях мировой гегемонии ядерных США. Это чуть было не кончилось разрушением России.

Итак, либерал-патриоты правы в том, что Россия должна выстоять в борьбе с жестоким оппонентом — Западом. Но они неправы в том, что это можно сделать, играя по правилам самого Запада, устанавливая у нас капитализм. Уже тот факт, что этого усиленно требует Запад должен бы насторожить любого патриота. Элита Запада прекрасно понимает, что путь капитализма для России — это путь слабости и умирания, а пусть социализма — путь спасения. Потому она поддерживает наших либералов и ненавидит социалистов.

6.

Осталось рассмотреть лишь последний аргумент национал-либералов, направленный против российского великодержавия. Напомню, что он гласит: содержание имперских территорий — слишком большее бремя для русского народа, и так истощенного катаклизмами трагического ХХ века. Русские слишком много отдавали другим народам, входившим сначала в Российскую империю, затем в СССР и мало поучали взамен. Теперь пора отказаться от сомнительной роли Большого брата в имперской семье, пора впредь исходить лишь из собственных национальных интересов, если хотите из национального эгоизма, что давно уже делают народы Запада. Русским нужно маленькое, национальное, конкурентоспособное государство на манер западноевропейских государств-наций. Такова схема рассуждений национал-либералов.

Мы уже говорили о том, что этот аргумент прямо вытекает из пафоса капитализма и является экстраполяцией отношений конкуренции между участниками капиталистического рынка на отношения между народами. Значит, опровержение этого аргумента должно строиться на той же логике, с помощью которой мы опровергали апологию капитализма. Сегодня не только Россия, но и другие республики, некогда входившие в СССР, находятся в условиях угрозы западной экспансии. Если Прибалтика, которая хоть в некоторой степени признается на самом Западе частью европейской цивилизации, более или менее безболезненно в нее интегрировалась, то все другие республики и их народы не могут на это рассчитывать и, значит, Запад будет вести себя с ними как с конкурентами. Небольшая прослойка элиты, верная западным интересам, будет поддерживаться Западом, что касается народов, то они не представляют для Запада большой ценности. Однажды нам уже пришлось слышать от представителей западного истэблишмента, занимающегося глобальным планированием, что в России достаточно 15 миллионов жителей. Думается, схожая судьба уготована и украинцам, белорусам, казахам, азербайджанцам и т.д. Поэтому для наших народов выгоднее объединиться, а не жить разрозненными национальными государствами. Так легче противостоять общему врагу, отстраивать разрушенную либеральными реформами экономику, социальные инфраструктуры. Тем более, наши народы объединены фактором общей исторической судьбы, и им легче идти на сближение.

Империя в этом нейтральном смысле, то есть большое государство, которое представляет собой союз народов, объединившихся ради общего блага, есть спасение для нас и замечательно, что это сугубо социалистический институт, повторяющий принцип общины, но на уровне отношений между народами. Разделение же на национальные государства и раздувание противоречий между нашими народами, напротив, невыгодно для всех нас и на руку только нашим врагам, недаром же они с такой настойчивостью поддерживают антирусских политиков на пространстве бывшего СССР.

Естественно эта империя существенно отличалась и будет отличаться от империй Запада. Ведь если западные империи занимались откровенной эксплуатацией присоединенных территорий, а к их народам относились с расистским презрением, то для имперских государств русских — от Московского царства до СССР всегда было свойственно терпимое отношение к инородцам, которые с легкостью входили в элиту государства — будь то дворянство или Коммунистическая партия. «Народы Азии не были и не могли быть для русских ни „чуждыми“, ни „низшими“ … с самого начала существования государства „Русь“ складывались несмотря на те или иные военные конфликты, тесные и равноправные отношения с этими народами» — писал В. В. Кожинов. Безусловно, это связано и с особенностями русского духа, которому свойственна черта, названая Ф. М. Достоевским «всечеловечностью», но дело не только в этом. Как и в случае с социализмом, здесь сыграл свою роль и прагматический фактор. Все наши народы издавна жили вместе, имели торговые, культурные контакты, общих друзей и общих врагов, объединение под сенью русского государства для них было логичным и взаимовыгодным результатом многовекового сосуществования и сотрудничества. Многие народы, такие как грузины, армяне, украинцы, башкиры, чуваши добровольно вошли в состав русского государства — случай беспрецедентный в истории империй, немыслимый для Запада. Особенно притягательным фактором для таких народов были многочисленные льготы, которые обеспечивались инородцам, вступавшим в состав империи русских: это и защита от внешнего нападения, и сохранение вероисповедальных прав, и возможность для инородческих элит получить равные права с элитой русских и многие другое. Национал-либералы вообще-то правы, когда говорят, что русский народ проявлял заботу об инородческих окраинах, стремился им помочь, часто надрывая свои собственные силы. Скольким малым народам, обреченным на вымирание, русские не дали погибнуть (и как это разительно контрастирует с Западом, который Кожинов назвал «кладбище народов», потом что за последние три столетия в одной Европе вымерли, ассимилировавшись около 150 малых народов). Но национал-либералы совершено неправы в том, что имперская государственность была невыгодна русским, что она представляла собой для них одно лишь тягло. Вхождение других народов в состав русского государства на основе договора, что было в общем-то нормой для русской истории, носило взаимовыгодный характер. Русские — это народ, который уже много столетий испытывает по отношению к себе совершенно иррациональную ненависть Запада. Русофобия господствует в западном сознании, начиная со времен первых римских пап, и ее градус не зависит от общественного устройства и господствующей идеологи в России. Православную Россию ненавидели на Западе с такой же силой, как и коммунистический Советский Союз и также ненавидят либеральную Россию. С интервалом примерно в столетие Запад предпринимает попытки завоевать Россию, причем дважды — в 1812 и в 1941 это была агрессия объединенного Запада, практически большинства стран Европы — империи Наполеона и Рейха Гитлера.

В этих условиях естественно стремление государства русских к усилению, увеличению своей мощи, увеличению территорий за счет восточных и южных земель (поскольку север почти не населен и малопригоден для обитания, а с Запада Россия крепко сжата границей с европейской цивилизацией). Любопытно при этом, что русские выбрали для себя не путь откровенного и тотального завоевания, как англичане, а путь взаимовыгодной интеграции с другими народами. Здесь сказалась приверженность русских к общинным формам, к которым их приучила природа и история, к реальному социализму. Конечно, либеральный проект распада империи и сосуществования враждующих национальных государств на территории СССР, освобождает империеобразующий народ — русских от тягот по содержанию империи, но он же лишает их выгод, которые приносила империя, и, прежде всего — защиты от сильного и безжалостного внешнего врага.

7.

Что ж, национал-либералы правы: русские и россияне не чужды здравого смысла. И именно поэтому они выберут проект спасения великодержавный социализм, а не проект гибели — националистический капитализм. Формы же этих социализма и великодержавия подскажет сама жизнь. 1 изложение по статье А. Ципко Русская идея или русский миф? Литературная газета №8, 2007 

Рустем Вахитов,

кандидат философских наук,

г. Уфа.

Все права защищены. Копирование материалов без письменного уведомления авторов сайта запрещено


Hosted by uCoz