Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года)
Web-проект кандидата философских наук
Рустема Вахитова
Издание современных левых евразийцев
главная  |  о проекте  |  авторы  |  злоба дня  |  библиотека  |  art  |  ссылки  |  гостевая  |  наша почта

Nota Bene
Наши статьи отвечают на вопросы
Наши Архивы
Первоисточники евразийства
Наши Соратники
Кнопки

КЛИКНИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ HTML-КОД КНОПКИ


Яндекс цитирования





Рустем ВАХИТОВ
кандидат философских наук

СОЛОМИНКА И БРЕВНО

ИЛИ

ОБ “ИНФАНТИЛИЗМЕ” СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

 

Начиная с первых лет перестройки и по сей день наши демократы любят поговорить о некоем ущербном “инфантилизме” советского человека. По их словам получается, что типичный гомо советикус, как они презрительно называют всех жителей бывшего СССР, не проникнувшихся их “передовыми, цивилизаторскими идеями” – это существо слабое, зависимое, внушаемое, нуждающееся в постоянной поддержке, окрике, понукание со стороны Государства. Слово Государство я написал с большой буквы не случайно, ведь при этом выходит, что существовал инфантильный народ, не способный ни на какие разумные действия без приказа свыше, и “злые гении” — властители, обладавшие нечеловеческой волей и нечеловеческой же жестокостью. Подобная с позволения сказать “концепция” щедро иллюстрируется “примерами” из советской истории, прежде всего, идеологизированными и дико перевирающими цифры рассказами о сталинских репрессиях. А наиболее продвинутые из либералов, склонные к философическим и историософским обобщениям, идут еще дальше и объявляют таковым не только советского, но и российского и русского человека в целом, опять таки разглагольствуя о характерной склонности русских к авторитаризму, о их любви к “царю-батюшке”, без которого мужику и жизнь не в радость и т.д., и т.п.

Итак, идеологическая схема выстаивается довольно четкая: российский и советский человек – дитя неразумное, которое не в состоянии шагу ступить без патерналистской опеки власти, западный, капиталистический человек – взрослый, неплохо обеспечивающий себя всем сам, способный на риск, ответственный за свои поступки. Собственно, и перестроечные реформы наши либералы-западники – во всяком случае самые радикальные и последовательные из них – вроде Чубайса, Хакамады и Гайдара, артикулирующие свои цели и задачи холодно и ясно, без задушевных разговоров о благополучии народном, рассматривают соответствующим образом, то есть как громадный, поставленный в масштабах одной шестой части суши евгенический или, говоря по-русски, человеководческий эксперимент. Сверхзадача этого эксперимента – превратить гомо советикус – “инфантильных иждивенцев”, в гомо капиталистикус – “свободных дельцов-предпринимателей”. Естественно, речь идет только о том узком круге бывших гомо советикус, которые сумеют выжить в экстремальных условиях дикого капитализма, выработав в себе необходимые для этого самого капитализма качества и, таким образом, внутренне, ментально и духовно переродившись. Если кому-нибудь это мое заявление кажется полемической гиперболой, то ему не лишне будет вспомнить, к примеру, Указы Правительства Российской Федерации от 1993 года, которые в полном соответствии с советами западных, монетаристских экспертов-экономистов, по сути, разрушали социальную инфраструктуру, имевшуюся в СССР при предприятиях (ведомственные дома, столовые, пионерлагеря, профилактории, приусадебные хозяйства). По мысли либеральных догматиков с Запада и их постсоветских выкормышей это все были пережитки, “проклятой” советской системы, которую поскорее надо размонтировать любой ценой, при цивилизованном капитализме завод должен лишь выплачивать деньги за работу, а о жилье, устройстве детей, здоровье каждый пусть думает сам. Решать эти вопросы сообща даже помыслить не моги – тем самым ты идешь против демократической “священной коровы” индивидуализма! Чем все это закончилось для тысяч и миллионов жителей России, особенно в малых городах, где от нормальной работы крупного завода зависела жизнедеятельность всего города, думаю, расписывать не нужно. Точно также как вряд ли требуется разъяснять, что архитекторы антисоветского проекта, и особенно — их заграничные друзья, не могли не предполагать таких последствий, однако, это их не пугало, ради “светлого будущего капитализма” они вполне были готовы пожертвовать благополучием, здоровьем и даже жизнями нескольких миллионов недоцивилизованных россиян… Да что там говорить, ведь если называть вещи своими именами, весь комплекс “либеральных реформ” – и запреты на взаимозачеты между предприятиями, и ликвидация советских механизмов социальной поддержки, и сознательное и хладнокровное взвинчивание цен на продукты, лекарства, товары первой необходимости, электричество, жилье, построен по принципу, без стесненья озвученному однажды одним из главных приватизаторов России господином Кохом — Россия в таком виде, в котором она сейчас существует, “ненужная страна”. Мне иногда кажется даже, что эти человеководы-“гуманисты” с неким садистическим удовольствием наблюдают за тем, как вымирают “неизбранные”, обычные советские люди, умеющие строить заводы, города, самолеты и ракеты, побеждать в войне и осваивать целину, но не умеющие “крутиться”, спекулировать” и воровать…

Не хочу быть понятым превратно, я далек от мысли утверждать, что российские правительства всех последних лет вкупе с обоими постсоветскими президентами хладнокровно и сознательно занимались уничтожением своего народа. Отнюдь. Как известно, в годы упадка в госчиновники идут в большинстве приспособленцы-карьеристы, то есть люди, которые вообще не ставят перед собой каких-либо идеологических, масштабных задач, они озабочены сугубо личными, корыстными интересами. Но вот стоят за ними сегодня на правах советчиков, консультантов и разработчиков концепций политики фанатичные идеологи либерализма, готовые к каким угодно “сопутствующим потерям”, а также заграничные “эксперты-экономисты”, многие из которых, подозреваю, проходили повышение квалификации где-нибудь в Ленгли или в Пентагоне, и их-то меньше всего интересует благополучие России и ее сегодняшних граждан. Потому что их истинная цель, как я уже говорил – перековка бывших советских в капиталистов и общечеловеков и минимизация возможности возрождения евразийской сверхдержавы. В мечтах им чудится уже маленькая, “неамбициозная Россия, с населением всего лишь 30-50 миллионов человек, в строгом соответствии советам МВФ и Римского клуба, зато вполне цивилизованная и европейская. И если для претворения этих грез в жизнь им придется извести “негодный человеческий материал”, то есть тех самых неисправимых гомо советикус, да еще и – вот удача! — “естественным путем” – без зондеркоманд, одними лишь повышениями цен и “правильным пивом” вкупе с героином, то вряд ли это их смутит… А наша интеллигенция с бездумным восторгом повторяет их штампы о “цивилизованном рынке” и “гуманной демократии”…

Что ж, упрекать этих господ в человеконенавистничестве, в равнодушии и жестокости к ближним своим, страждущим и нуждающимся, уверен, бесполезно – моральный кодекс строителя коммунизма и даже тысячелетние нормы христианской нравственности – это не про них, они у нас представители постмодернистского, нелогоцентричного сознания. Точно также бесполезно говорить, что они крайне непоследовательны: коммунистов упрекают в геноциде собственного народа, а либеральный, ползучий, скрытый геноцид не только не осуждают, а даже иной раз ставят в заслугу властям; разглагольствуют о несамостоятельности, пассивности, тупости русских и советских людей, а сами разворовывают и распродают материальный базис страны – фабрики, заводы, месторождения, институты, созданные трудом и умом этого самого “пассивного” и “тупого”, “ненужного” народа. Не проймет их и этот аргумент, опять таки в силу удивительной нелогоцентричности их мышления. Но вот попытаться осмыслить их главный тезис – об инфантильности советских и российских людей, думаю, нужно обязательно, хотя бы для того, чтобы лучше знать самих себя и не судить о себе по мерзким карикатурам.

Действительно, и типичный человек традиционной православной России, и типичный советский человек не видели в государстве заклятого врага, подобно членам хваленого, западного “гражданского общества”, но не в силу некоего врожденного инфантилизма, а потому что просто не отделяли себя от государства. Для крестьянина Российской Империи и уж тем более Московского Царства государство было его родимым, православным царством, а помещики и аристократы – не проклятыми эксплуататорами и тиранами, а отцами своих крестьян и в то же время братьями по вере, а царь – так и отцом всего народа. Точно также и для типичного советского рабочего, колхозника, инженера власть воспринималась как его, родная, рабоче-крестьянская и все в стране – от руководителя партии до слесаря паровозоремонтного депо – как товарищи. Понимаю, что либерал, прочитав эти строки, обязательно иронически ухмыльнется и скажет что-нибудь “вумное” про обработанный пропагандой народ, но это, думаю, только оттого, что у наших либералов очень короткая и избирательная память – из советского прошлого они охотно вспоминают только те моменты, которые укладываются в их идеологические схемы, обличающие “тоталитарный строй”, а все остальное они напрочь забывают, так что их упрек в подверженности пропагандистским штампам, скорее всего, относится к ним самим. В действительности, власть в СССР была весьма и весьма демократичной, причем, в прямом, изначальном смысле слова, а не в современном, отождествляющем демократию как таковую с плутократией англосаксонского типа и ее бутафорскими пустяковинами вроде предсказуемых “свободных выборов” в парламент или продажных “независимых” газет. В СССР выходцы из самого низа общества – рабочие из провинциальных городков, колхозники из далеких деревень посредством ряда “социальных лифтов” — КПСС, ВЦСПС, ВЛКСМ могли попасть на самый верх, так, правил же сверхдержавой напоследок бывший ставропольский комбайнер Михаил Горбачев. А в США, например, уже сто с лишним лет во власти – одни представители финансовой, политической и юридической элиты, богатейших кланов, вроде Кеннеди и Бушей, и “вертикальные передвижения” в социуме крайне затруднены и очень редки, каждый имеет свое фиксированное место на определенном уровне и стремится не столько подняться выше, сколько не потерять имеющееся. Конечно, к концу советской истории ситуация в стране стала меняться, возникла и окрепла партийная и государственная номенклатура во втором поколении, с презрением взирающая на народ, из которого вышли ее отцы и с плебейской завистью на Запад, который только и мечтал о нашем падении; собственно, это и предопределило перестройку, обернувшуюся, по слову А. Зиновьева, “катастройкой”….

Наконец, низшее руководство в СССР, опять таки в годы его относительно здорового, нормального существования, вообще было очень близко к народу. Так, власть для советского рабочего олицетворял, практически, такой же, как он сам работяга-мастер, на худой конец – инженер-начальник цеха, причем, он мог быть соседом рабочего по улице и даже по дому, особенно если дом — ведомственный, или даже одноклассником, сидевшим с ним некогда за одной партой. Да что там начальник цеха – в советской школе, зачастую, сидели в одном классе сын уборщицы и сын министра, и получали одно и то же образование, и если министерский сынок шел в престижный вуз, то и его менее обеспеченному однокласснику путь туда тоже был не заказан… Излишне ироничным либералам эксклюзивно напомню, что на Западе такая ситуация в принципе невозможна, рабочие и инженеры живут в разных домах и даже в разных районах, а их дети учатся в разных школах: дети пролетариев – в школах класса Б, с сокращенной программой и полным отсутствием какой-либо дисциплины и потуг на воспитание, будущие буржуа – в школах класса А – закрытых, привилегированных заведениях, где царит строжайший порядок и работают лучшие педагоги, дающие широкое, классическое образование, понятно, что после окончания школ их пути в жизни жестко предопределены и исключения бывают редко.

Ввиду такой тесной, общинной связи между представителями власти и народом, власть в советском обществе и не воспринималась как карающее, чужеродное начало, как на Западе, а, скорее, патерналистски – как строгая, но справедливая отеческая воля.

По сути мы тут имеем два разных типа общества – традиционное и антитрадиционное, буржуазное (подробно этот вопрос рассмотрен в замечательной книге С.Г. Кара-Мурзы “Советская цивилизация”, через которую рефреном проходит одна пронзительная мысль: “мы не знали общества, в котором жили”). Традиционное общество построено по принципу большой семьи, где все друг другу – родственники, братья и сестры, или по крайней мере, товарищи. В таком обществе приказы власти воспринимаются не как окрики, идущие сверху, а как решения самого общества, которые нужно и выполнять сообща. Вопреки распространенному мнению о правовой беспомощности русских и советских, это общество открывает широкий простор для самоорганизации и самоуправления, другое дело, что эти механизмы социальной регуляции в корне отличаются от системы западного права, поэтому наши западники их даже не замечают. Скажем, если в каком-либо советском производственном коллективе возникал конфликт между двумя работниками, то его гасили собственными силами, до последнего не прибегая к официальному праву и суду, а если уж дело до суда доходило, то коллектив просто лихорадило. Эта традиция имелась и в имперской, дореволюционной России, где широко были распространены офицерские и студенческие суды чести, крестьянские мировые сходы, выполнявшие ту же роль, да и в современной постсоветской России она дает еще о себе знать. Совсем другое дело западное, либеральное общество, которое строится по иному принципу — не как большая семья, а как большой рынок. А на рынке каждый сам за себя и ищет свою собственную выгоду, хотя, конечно, продавец может очаровательно улыбаться покупателю, а покупатель – продавцу. Государство при этом выступает как группа специалистов разных профилей – военных, полицейских, профессиональных политиков, которых общество нанимает для поддержания порядка, выстраивания отношений с другими государствами, защиты от внешнего нападения и т.д. То есть государство в этом случае – совершенно чужеродный социальный аппарат и общество вполне обосновано боится провокаций и агрессивных демаршей с его стороны, поэтому граждане и объединяются в гражданское общество, создавая партии, газеты, профсоюзы. В то же время и это сообщество само по себе тоже раздроблено, и представляет собой конгломерат рациональных эгоистов, которых может свести вместе разве что некая угроза, поэтому для разрешения конфликта граждане, уже не будучи способными к элементарной социальной самоорганизации, обращаются к специалистам – юристам из лагеря государства. Как известно, те же самые конфликты, которые в советском обществе успешно гасились внутри коллектива – взаимные обиды, выпады, подсиживание, оскорбления, в обществе американском решаются через суд.

Непонимание этого простого факта, что российское, советское общество имеет, по удачному выражению С.Г. Кара-Мурзы, “иную анатомию и физиологию”, нежели западное и поэтому к нему неприменимы модели, выработанные в рамках либеральной философии и описывающие общество европейского типа, приводило и приводит к анекдотическим ситуациям. Так, доморощенные демократы любят потешатся над тем, что сотрудники советских предприятий и учреждений часто собирались вместе для чаепитий, отмечали сообща дни рождения друг друга, различные праздники и т.д., и т.п. Демократы видят в этом проявления пресловутых “рассейских” разгильдяйства и лени – дескать, на Западе рабочие и инженеры не чаи распивают на работе, а трудятся в поте лица. На самом деле эти упреки говорят лишь о скудоумии и идеологической зашоренности нашего среднего либерала, не желающего и не умеющего понять общество, в котором он живет. К примеру, наши оборонные предприятия действовали не менее, а может даже более эффективно, чем соответствующие западные – образцы нашего оружия до сих пор поражают зарубежных специалистов своим высоким качеством – и празднование дней рождения всем коллективом были не помехой их созданию. Разгадка же здесь в том, что советское предприятие представляло собой не просто производственную единицу, где производится продукция и выплачивается за это зарплата, на манер западной фирмы, а особого рода общину, без внепроизводственных, человеческих взаимоотношений между самими работниками, а также между рабочими и руководством оно просто не функционировало в нормальном режиме. Работник тут должен быть уверен, что его уважают, ценят, знают, в конце концов, что ему в случае надобности помогут – путевкой в санаторий, добрым словом, заменой на рабочем месте – тогда он трудился в полную силу и только тогда директор считал, что имеет моральное право что-либо от него требовать.

А теперь, после этого пространного социологического экскурса, позволю задать вопрос: в каком обществе люди более инфантильны – в традиционном обществе-семье, где все делается сообща и каждый несет ответственность не только за себя, но и за другого, и способен и конфликт разрешить, и технологический процесс усовершенствовать; или в буржуазном обществе-рынке, где каждый думает только о себе, стремиться не сделать ничего лишнего, что выходило бы за рамки его интересов и всегда готов взвалить груз ответственности на специалистов, государство, суд, наемную армию? Полагаю, что ответ очевиден: наиболее инфантилен человек буржуазного общества, человек массы, который крайне односторонне образован, привык лишь к потреблению, постоянно требует, что ему создали сверхкомфортные условия и воспринимает как должное многое из того, что вообще-то другим достается тяжелым трудом. Как известно, одной из главных социальных бед современных США является так называемая “функциональная неграмотность”, при которой человек, являющийся высококлассным специалистом в своей узкой области, за ее пределами – беспомощен и смешон как дитя малое, например, стоматолог может не знать, как называется столица Франции или что такое электрический ток и как работает цепь, хотя он пользуется электрической бор-машиной и французским парфюмом. Без сомнений, такие специалисты станут абсолютно беспомощны, как только что-либо перестанет “работать” в нормальном функционирование общества и в этих аварийных условиях потребуются смекалка, дополнительные знание, самостоятельность и воля.: они не смогут действовать без инструкций, на свой страх и риск. Полной противоположностью этому являются русские и советские “мастера-Левши”, которые из старых запчастей собирают автомобиль и телевизор, способны из какого угодно сора возвести дачный чудо-домик, проводят сложнейшие эксперименты практически без аппаратуры… Кажется, тот же С.Г. Кара-Мурза однажды сказал, что экономический кризис, который мы сейчас переживаем, вопреки уверениям официальной антикоммунистической пропаганды, выявил не порочность, а наоборот, высокую эффективность советского, социалистического, общинного жизнеустройства. В любой капиталистической стране, где рабочим перестали бы платить зарплату, сразу же начались бы политические волнения, забастовки и стихийные бунты, улицы заполнились бы бездомными и безработными, общество бы стало лихорадить, а в постсоветской России при всем плачевном положение большинства людей все же никто не бунтует, и основная масса, лишившаяся прежних социальных благ, все же не голодает, кое-как сводит концы с концами – объединяясь в садоводческие товарищества и живя за счет продукции –с участков, устраивая безденежный обмен — бартер между предприятиями и т.д. Короче говоря, наши советские люди так или иначе нашли способ самим организовать свою жизнь, чтобы все же выжить сообща…

Конечно, и в советском обществе, особенно в позднюю его фазу — так называемую “эпоху застоя” были инфантильные люди. Это те же самые обыватели-мещане, не видевшие ни войны, ни голода, ни слишком больших трудностей, привыкшие жить на всем готовом, пользоваться всеми благами советского общества – бесплатными медициной и образованием, профсоюзными путевками на юг и дешевыми продуктами первой необходимости и низкой квартплатой, и при этом на чем свет стоит ругать Советскую власть за отсутствие таких “жизненно необходимых” благ “цивилизации как американские презервативы, порнография на ТВ и драки депутатов в парламенте. Причем, не обязательно это были деятели номенклатуры, хватало и “критически настроенных” интеллигентов. Из них и вышли современные либералы, сначала расшатавшие СССР с криками о “социализме с человеческим лицом”, а затем и вовсе перешедшие на позиции рьяного антикоммунизма и потакания всем, даже самым агрессивным политическим телодвижениям Запада. И, в самом деле, разве можно найти более инфантильный типаж, чем советский, а теперь российский демократ-западник? Разве наши демократы пытаются или даже просто призывают нас сохранять все оставшееся от советского промышленного базиса и развивать наше производство, науку и социальную сферу, укреплять вооруженные силы без оглядки на Запад, своими силами, и во внешней, и во внутренней политике следуя строго своим, национальным интересам? Отнюдь, мы только и слышим от них, что про помощь Запада, кредиты МВФ, инвестиции в наши предприятия, ориентацию на США и весь “цивилизованный мир”…

Психологи подметили один любопытный феномен: человек наиболее резко осуждает в других тот порок, который ярко выражен у него самого, но который он при этом чудесным образом не замечает. Неверный муж с пеной у рта обличает чей-нибудь легкий, супружеский флирт, скупец едко высмеивает склонных к разумной экономии знакомых, пьяница последними словами обзывает жену, немного подвыпившую в гостях. Похоже этот феномен имеет прямое отношение к нашим да и к западным либералам, любящим упрекать русских и советских людей в инфантилизме. В русском языке есть даже поговорка, по народному метко и емко подмечающая подобную “странность” в поведение: у другого в глазу соломинку увидит, а у себя – бревна не замечает...

Кстати, именно поэтому и не суждено сбыться их мечтам о маленькой, процветающей России, в которой проживают лишь одни гомо капиталистикус. Ни одно процветающее “дитя перестройки” добровольно не встанет за станок и за мартен, не сядет за руль комбайна и грузовика, не станет работать на буровой, в шахте и электростанции. Так что все равно им не обойтись без “инфантильного” гомо советикус – того самого “ненужного народа”, который они так упорно изводят или, по крайней мере, равнодушно взирают на его вымирание…. Только вот не пора ли и народу задуматься: а зачем ему все это нужно?

Все права защищены. Копирование материалов без письменного уведомления авторов сайта запрещено


Филологическая модель мира

Слово о полку Игореве, Поэтика Аристотеля
Hosted by uCoz