«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
  |
(г. Уфа) МУТАЦИЯ ДЕМОКРАТИИ (по поводу статьи Владимира Семенова “Навстречу друг другу по параллельным улицам. Гражданское пространство – это общежитие меньшинств”, “Независимая газета”, №184, 3 октября 2001 года)
Не причисляю себя к когорте демократов и западников, но все же не могу отказать себе порой в чтении либеральных публицистов. Объясняется это специфичным родом моих занятий; будучи кандидатом философских наук я интересуюсь структуралистским анализом идеологических дискурсов. То есть либерализм меня интересует как идеология, причем, идеология особого рода – получающая свое выражение не в жестких рациональных конструктах, как, например, коммунизм, а в “рассеянных”, “размазанных” формах – реклама, кино, газетная публицистика, речь телекомментаторов и ведущих ток-шоу (эту особенность либерального дискурса отметили еще Ролан Барт и Эрнест Ги Дебор). Особенно же меня интересует переход одного дискурса в другой и это, думаю, естественно: пограничные исследования, как известно, вообще бывают наиболее плодотворными.Поэтому я просто не мог не заметить статью депутата Госдумы от фракции СПС Владимира Семенова “Навстречу друг другу по параллельным улицам. Гражданское пространство – это общежитие меньшинств” (“НГ”, от 3 октября сего года). Дело в том, что статья эта весьма показательна для оценки современного состояния демократии, и не только в России, но и на Западе. Она содержит в себе все “общие места” демократов эпохи постмодерна: и апологию феминизма с гомосексуализмом, и радикальное отрицание традиций и традиционализма. Но самое главное — она открыто выражает отличие демократии модернистской, классической от постмодернистской, современной, а также тенденцию развития последней, и как мы увидим, в сторону вырождения демократического дискурса вообще.Классическая демократия стояла на идее о суверенитете воли народа, то есть большинства граждан, обладающих избирательным правом. В согласии с политическими теориями отцов-основателей демократии – к примеру, Жана -Жака Руссо, реально властью в государстве, конечно, должно обладать меньшинство – ведь не может же каждая кухарка ежедневно заседать в парламенте, но меньшинство это должно все же быть представителем большинства – народа и лишь именно поэтому власть этого меньшинства законна. Демократия современная или постмодернистская, напротив, в основном озабочена тем, чтобы обеспечить права меньшинств разных родов (сексуальных, социальных, этнических и т.д.), защитить их от перспективы быть раздавленными и растоптанными большинством, причем, большинство теперь мыслится не как обладающий истиной в последней инстанции народ-суверен, доверяющий власть своим избранникам (помните – vox populi – vox Dei?), а как тупая, агрессивная толпа, ненавидящая утонченные, “оригинальные” меньшинства (независимо от того, в чем их “оригинальность” состоит: в том ли, что они оригинально мыслят или в том, что, скажем так, “оригинально” понимают назначение некоторых частей своего тела). Конечная дефиниция общества с этой точки зрения, как раз и озвученная в статье Владимира Семенова, такова: общество – сумма меньшинств, права каждого из которых должны неукоснительно соблюдаться.Оставим в стороне моралистичные рассуждения о том, что “слабым нужно помогать” и не потому вовсе, что я – противник норм традиционной морали (если кого-нибудь это интересует, как раз все обстоит наоборот), а потому что при разговоре с демократами это будет потаканием софистическим вывертам; когда демократам выгодно, они говорят о вечных, нравственных ценностях и о Библии, во всех остальных случаях – рассуждают о том, что никаких естественных норм и абсолютных ценностей не существует, а есть лишь индивидуальные потребности и вкусы, так, одному нравится христианство, а другому – садомазохизм, ничего не поделаешь, это — их неотъемлемые права. Похоже, что последнее убеждение и представляет собой искреннее кредо постмодернистской демократии, а все пропагандистские фигуры об общечеловеческих ценностях – не что иное как атавизм, своего рода идеологический аппендицит. И именно поэтому я с пессимизмом смотрю на перспективу демократии как дискурса. Допустим, мы согласимся с тем, что меньшинство нужно поддерживать и холить только потому что оно меньшинство – а ведь, если вдуматься, к этому нас и призывают те, кто видят общественный идеал в общежитии меньшинств. Но позвольте, если не существует нормы и добро и зло уравнены в правах, то как мы имеем право говорить о том, что что-то лучше, а что-что хуже? Что, допустим, демократия лучше, чем тирания? Одному нравится истязать посредством хлыста партнершу, другому – посредством гестапо целую нацию и что с того? Возникающие возражения вроде: “от тирании страдает большинство” постмодернистский демократический дискурс по определению не имеет права принимать в расчет. Как видим, современная фаза развития демократии обнаружила глубокое внутреннее противоречие этой идеологии, причем в рамках демократического дискурса оно, очевидно, неразрешимо, ибо все попытки такого рода будут для него реставрационными, т.е. попытками вернуться на более раннюю стадию развития, а это ничего не дает. И рано или поздно распад дискурса затронет политическую, социальную сферы и никакая сверхстабильная экономика тут уже не поможет, если люди утеряли веру в общественно признанные идеалы, общество разваливается, и мы, россияне, знаем это по опыту. Короче, демократический дискурс вырождается и в конце концов “взрывается” иным, но вырастающим из него дискурсом. Попробуем ответить на вопрос: “каким?”Для современной демократии важно, чтобы ни одно из меньшинств, составляющих ее, не приобрело достаточную силу, для того, чтобы подавить все остальные; ведь никакого органического согласия между ними нет и быть не может: католики не переносят гомосексуалистов, гомосексуалисты – католиков и т.п. Итак, много слабых и тихо ненавидящих друг друга меньшинств – вот идеал современного демократа-правозащитника и идеал, ставший реальностью, во всяком случае, на Западе. При этом почти никто не обращает внимание на то, что в обществе есть еще одно меньшинство, которому такая ситуация очень и очень выгодна. Это – власть, которая в демократическом государстве клянется и божится в верности правозащитным ценностям. Как видим, здесь власть ничуть не лукавит, чем больше она защищает права разнородных и противоположных по идеологии групп, тем слабее общество и крепче она сама. Под либеральную фразеологию власть усиливается – вот парадокс нашего времени, живым примером чему являются современные Соединенные Штаты. Никогда еще американское государство не было столь мощным, будем назвать вещи своими именами, оно диктует свою волю целым странам и континентам и это в то время, когда сама Америка по уши увяла в нескончаемых дискуссиях о политкорректности (ситуация приобретает черты анекдота, так, по заверениям Т.Толстой в Америке карликов требуют называть вертикально нестандартными, а умственно отсталых – альтернативно одаренными).Это весьма и весьма показательная тенденция современного западного общества – почти незаметное для обывателя, убаюканного пропагандистскими заклинаниями о гражданском обществе, но существенное усиление государства. Без его помощи люди уже не могут разрешить самый элементарный домашний конфликт; в той же Америке даже дети и их родители чуть что — идут в суд, а суд, что ни говорите – государственный орган. Но существует и другой аспект того же процесса – распространение в массовом сознании идей и духа элитаризма. Каждое из меньшинств, на которые распадается постмодернистское общество живет ощущением собственной исключительности, представляя своего рода секту, хотя и не обязательно религиозного толка. Феминистки гордятся, что они женщины и презирают и демонизируют мужчин; геи и лесбиянки считают тривиальными пошляками гетересексуалов; американцы не могут взять в толк, что это другие народы не хотят жить так “как надо”, т.е. по-американски и т.д., и т.п. Как же называется политическая идеология и практика, которая строится на основе идей сильного государства и элитаризма? Вы не ошиблись: фашизм. Я подчеркиваю: именно фашизм, а не классическая аристократия; поскольку самая жестокая аристократия прошлого отличалась от самого “мягкого” фашистского государства тем, что основывалась на традиционных, религиозных ценностях, центральным в ее дискурсе было понятие Абсолюта, она знала и почитала естественную норму. Фашизм наследует от демократии нравственную трансформацию, постмодернистский сдвиг сознания, разновидность безумия, которая объявляет себя нормой. Демократия терпимо относится к гомосекуализму, садомазохизму и другим “прелестям” эпох упадка, фашизм переводит это в политическую плоскость. Кстати, сексуально -девиантную природу фашистского дискурса вскрыли еще во второй половине прошлого века представители западного психоанализа, например, Эрих Фромм – автор известной работы о Гитлере. Добавим к этому еще и тот факт, что фашизм долгое время продолжает сохранять, правда, в латентной форме и не политическую, а прямую, так сказать, основную репрезентацию “сексуального андеграунда”. Вспомним, в гитлеровской Германии вплоть до “ночи длинных ножей” гомосексуализм существовал почти что легитимно и отношение к нему было весьма и весьма терпимым; один из вождей нацистского движения, руководитель огромной армии СА, старейший соратник Гитлера Эрнст Рем не скрывал гомосексуальных пристрастий и насаждал “мужскую любовь” среди своих штурмовиков. В этой связи весьма забавно выглядят рассуждения Владимира Семенова о том, что отношение к гомосексуализму – показатель демократичности общества.Тирания является неизбежным следствием развития демократии: самоуправство толпы и софистов рано или поздно превращается в самоуправство преступника; об этом говорил еще Платон. Западные фрейдомарксисты Франкфуртской школы в 70-х годах ХХ века отмечали фашизоидные черты массового сознания американского общества, именно им принадлежат такие показательные термины как “либеральный тоталитаризм ”, “информационный террор” и т.д. Похоже, мутация демократии в фашизм входит в последнюю фазу. Конечно, фотографии Бен Ладена на туалетной бумаге – это еще не абажуры из человеческой кожи, но, согласитесь — это уже неуважение к личности человека, что бы эта личность не сделала. Требование газеты “Нью-Йорк таймс” “каждому гражданину вырезать помещенную на последней странице репродукцию флага США и приклеить на окно” – это тоже еще не портреты фюрера в каждом учреждении, но, согласитесь, уже тоталитарное давление на человека. Заявление президента Буша, что США подвергнет “антитеррористической операции” любую страну, где, по мнению Америки, есть базы террористов — это не еще открытое признание в желание мирового господства, но нечто вроде прелюдии к этому. Наконец, рассуждения американских официальных лиц о том, что во всех западных странах, а особенно в США есть законспирированная могущественная сеть террористов – чуть ли не тайное враждебное государство в государстве и стремление винить во всех своих бедах международный терроризм – это еще не мифы о мировом правительстве и международном заговоре, но сюжетное сходство, как видим, явное. Фашизм приходит незаметно, и, самое главное – совсем не с той стороны, с какой его ждали наши “доблестные правозащитники”. Кажется, еще пара терактов и Америка перейдет на военное положение, отбросив последние остатки либеральной фразеологии. Прощай, демократическая Америка – голубая (уж простите за каламбур) мечта российского интеллигента! Sic transit gloria mundi. |
