«Евразийство» (формулировка 1927 года)
| |
|
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры"
«Евразийство» (формулировка 1927 года) |
| |||
  |
МИФ О “ЕСТЕСТВЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ” 1. В так называемую эпоху Великих Географических Открытий (которая, собственно, была таковой только для людей Запада, а для других цивилизаций планеты она являлась, скорее, началом эры западной экспансии) сформировался миф о “естественном человеке”. Мы намерено употребляем слово миф в его вульгарном и уже устаревшем смысле – заблуждение, несмотря на то, что в современной философии мифа давно уже пришли к другому пониманию этого термина, подразумевающем “священную традицию, первородное откровение и пример для подражания”. Согласно этому мифу представители других, неевропейских народов, не пошедших по техническому пути развития (аборигены Австралии, Центральной и Южной Африки, индейцы обеих Америк, коренные народы севера Евразии) – не кто иные как дикари, лишенные какой-либо цивилизации, культуры, социальных институтов, как то – государственности, семьи, более или менее усложненной религии и живущие подобно животным в полной гармонии с природой. Более того, эти дикари сохранили якобы первозданное состояние человечества, в котором некогда были и европейцы, так что ничем принципиально они от европейцев не отличаются и потому их вполне можно “цивилизовать”, для этого лишь они должны признать над собой власть людей Запада. Наглядным примером такого отношения к этим народам является образ Пятницы из знаменитого “Робинзона Крузо” — по легко угадываемого и даже не скрываемому замыслу автора сей дикарь для того и предназначен, чтобы прислуживать “просвещенному европейцу”, после того как его отучат от ужасных, варварских привычек вроде людоедства. Другой пример такого же рода – цыгане из одноименной поэмы Пушкина, не имеющие законов и подчиняющиеся лишь капризам собственной воли, но в то же время добрые по натуре и осуждающие убийство из ревности, которое совершил Алеко. Наш великий поэт, написавший это произведение в молодые годы и под явным влияние европейского романтизма, оттеняет в нем другой аспект данного мифа – уже не дикость и нецивилизованность аборигенов, а их неиспорченность цивилизацией, доброту и единство с прекрасной природой. Любопытно заметить, что с одной стороны ранее, до перехода Европы в стадию модерна, встречаясь с другими цивилизациями, европейцы так к ним не относились (даже знаменитое презрение греков и римлян к варварам имело иной исток – уверенность, что только греки и римляне имеют право по своему происхождению на политическую власть, на блага гражданственности, но при этом варвары воспринимались как такие же жители “железного века”, а вовсе не как народы, чудом сохранившие первобытное состояние, оставшиеся в стороне от течения истории, и потому, скажем, римляне не собирались насаждать среди варваров свои порядки и удовлетворялись внешним господством), с другой стороны и неевропейские народы, пройдя горнило вестернизации начинают также относится к другим, еще не “облагодетельствованным цивилизацией” народам (показательна разница в восприятие тюрков у русских в период самобытного Московского Царства и в эпоху вестернизированной петербургской Империи). 2. Тем не менее, чем больше европейские ученые узнавали о жизни и нравах “примитивных народов”, тем им становилось очевиднее, что доктрина “естественного человека” – именно миф и не более. Выяснилось, что всевозможные расхожие мнения об умственной отсталости “дикарей” – всего лишь следствия высокомерия европейцев-колонизаторов и нежелания их разобраться в тонкостях жизни и психологии туземцев. Выдающийся антрополог современности Клод Леви-Строс пишет об этом, например: “Долгое время нам доставляло удовольствие ссылаться на языки, где отсутствуют термины для выражения таких понятий как дерево или животное .. Однако привлекая на помощь эти факты для подтверждения мнимой неспособности “примитивов” к абстрактному мышлению, с самого начала упускались другие примеры … Так, в чинук, языке северо-запада Северной Америки, абстрактные выражения используются для обозначения свойств, либо качеств живых существ и вещей … Предложение “Злобный мужчина убил бедного ребенка” – передается в чинук посредством: “Злоба мужчины убила бедность ребенка”” “.. Впрочем, если бы замечание о так называемых примитивных языках … пришлось воспринимать в буквальном смысле слова, мы не смогли бы прийти к заключению о недостатке общих идей: слова “дуб”, “бук”, “береза” и т.д. не менее абстрактные выражения, чем слово “дерево” .По замечанию Леви-Строса как раз обилие слов, указывающих на различные нюансы флоры и фауны, говорит о сложной структурированности картины мира носителя данного языка. Леви-Строс убедительно доказывает, что мышление “дикарей” является в строгом смысле слова научным, так как оно способно производить тончайшую классификацию окружающей природы, включая и те виды растений и животных, которые не имеют практического значения для аборигенов .Конечно, нельзя отрицать тот факт, что “примитивные народы” отстали от европейцев в отношении научно-технического прогресса, но как показали еще ученые – сторонники цивилизационного подхода в начале ХХ века, само по себе это не позволяет сделать вывод о некоей их общей отсталости, ведь отставание в одной области может сочетаться с большей самобытностью в другой. Так, лингвист и философ-евразиец Н.С. Трубецкой указывает на то, что структура семьи у аборигенов Австралии и индейцев Северной Америки гораздо сложнее европейской и представляет собой изощренную знаковую систему (это следует признать безотносительно к тому, как мы оцениваем полигамию с моральной точки зрения). Другой русский философ-евразиец П.Н. Савицкий, ссылаясь на архитектурные достижения аборигенов острова Пасхи, говорит о том, что англичане обогнали их в технике, но ваяние Англии ХХ века, много уступает архитектуре Пасхи. Мирча Элиаде – знаменитый американский исследователь традиционного общества отказывается относить религии народов Австралии и Африки к неким “примитивным” и противопоставлять им христианство и ислам, как некие высшие религии. По замечанию Элиаде, религии Австралии по своему мировоззрению, обрядовой стороне, церемониалу не менее сложны, чем традиционный христианский монотеизм – католицизм и православие (и уж, конечно, куда более сложны, чем протестантизм, чрезвычайно упрощенный в отношении обрядовости). Наконец, сами “дикари” вовсе не воспринимают себя как некие “первобытные” народы в прямом смысле слова, то есть относящиеся к первоначальной эпохе человеческой истории, напротив, они видят в себе, впрочем, как и во всех остальных людей “темного века” (и вообще им не свойственно данное, по меньшей мере, странное мнение, что какой-либо народ может остаться в стороне от “потока времени”). Одно это должно было бы заставить задуматься европейцев, зачастую, и до сих пор повторяющих домыслы об “отсталых дикарях”, чье развитие затормозилось на “детстве человечества”. 3. Итак, “примитивные народы” – это не представители некоего доцивилизованного состояния, живущие на лоне природы, подобно животным. Это общества с довольно сложной структурой, культурой, религиями. Иначе говоря, это – своеобразные, даже довольно поздние, усталые цивилизации, иные по характеру, но все же не менее искусственные, чем европейская, модернистская, хотя их противостояние природе выражается не в технических инфраструктурах, а в конструкциях магически-ритуальной культуры. Если же учитывать тот факт, что Европа за свой материальный прогресс расплатилась чудовищным духовным упадком, признание которого стало общим местом и у самих европейских интеллектуалов, возможно, мы должны будем говорить даже не о равноправии европейской и “примитивных” цивилизаций, а о “модернизационном одичании” Запада. В этом смысле очень показательно представить, что думают о европейцах сами “дикари”, то есть представители сохранившихся архаичных традиционных обществ. Тот же К. Леви-Строс, помнится, говорил, что основным принципом новой, гуманистической антропологии, должен быть принцип открытости любого, в том числе и западного общества для антропологических исследований: “Возможно, наша наука вновь обретет свое место, если мы предложим африканским или миланезийским этнографам также свободно изучать нас, как мы будем изучать их”. Разумеется, мы можем воплотить этот принцип только в порядке мыслительного эксперимента, опираясь на те знания о традиционном обществе, которые мы почерпнули из книг этнографов. Итак, любому, кто хоть немного знаком со спецификой жизни этих народов, ясно: традиционному человеку европеец представляется как … взрослый ребенок. Именно таков в традиционном обществе статус человека, не прошедшего возрастной инициации (а никаких институтов подобного рода инициации за исключением христианской церкви, уже не пользующейся прежним влиянием, и малочисленных тайных обществ, современный Запад не сохранил). То есть средний европеец с этой точки зрения – существо, не прикоснувшееся к трансцендентному, к сердцевине бытия, не понимающее ни смысла мироздания, ни смысла своей собственной жизни, не прошедшее через второе, духовное рождение и недостойное даже носить имя. Ведь “именно при посвящении в первобытных и древних обществах человек становился таким, каким он должен быть – существом, открытым жизни духа, а следовательно, включенным в культуру ”.Наш этнограф-“дикарь” также был бы безмерно удивлен привычкам европейцев употреблять наркотические вещества (табак, алкоголь, сильнодействующие искусственные наркотики) лишь для получения удовольствия, без всякой регламентации и без присмотра, ведь в традиционном обществе наркосодержащие вещества используются сугубо в ритуальных целях специально для этого обученными служителями культа и под руководством духовного наставника. Наконец, “дикарь”-этнограф был бы поистине потрясен, если б узнал, что европеец не только не стесняется того, что личная сфера его жизни практически никак не регламентируется (давно ушли в прошлое времена, когда люди Запада в массовом порядке соблюдали сексуальные запреты, связанные, например, с христианским постом), но даже и гордится этим и видит в этом некий идеал. 4. Вряд ли мы поступим умно, если будем потешаться над этими удивлением и возмущением “дикаря”. Дело ведь не только в различиях европейской и неевропейской цивилизаций, шокирующих их представителей с обеих сторон, отнюдь, перед нами проблема куда более фундаментальная. Цивилизация предполагает высокую степень сложности социальной жизни. Чем больше человек возвышается над элементарными инстинктами и устремлениями, тем более он цивилизован. В этом смысле цивилизация начинается с табу, запрета, ограничения инстинкта. И если мы будем учитывать такую постановку вопроса, то “дикарь” совершенно прав: истинным дикарем является не он — туземец, чья жизнь строго регламентирована и всякий запрет осмыслен и трактуется через духовную культуру, религию, мифологию, нет, истинный дикарь — именно “просвещенный европеец”, руководствующийся в жизни лишь эгоистическими инстинктами и капризами, не знающий сверхчеловеческого смысла своей жизни, в силу своей обмирщленности, оторванности от живой религиозной традиции. И общество, которое создает обмирщленный европеец гораздо более неустойчиво, близко скорее к хаосу, чем к порядку. Мир модерна постоянно потрясаем революциями, кризисами, болезненность для него – почти что норма, тогда как мир Традиции стоит как монолит многие и многие века и тысячелетия (тот факт, что традиционные народы и племена исчезают вовсе не свидетельствует об их нежизнеспособности, они исчезают только тогда, когда уничтожается их естественная среда; скажем, индейцы-охотники вымирают, если европейцы вырубают лес, где они жили, ведь лес им давал не только пищу, он был их миром, где существовали их боги, их тотемы, с лесом была связана вся жизнь племени; это сравнимо с тем, как если бы в современном городе исчезли электричество, транспорт, водоснабжение и т.д.). Вместе с тем доктрина традиционализма требует признать, что все общества наших дней являются вырожденными и упадочными по отношению к обществу начала нашего эона, Золотого Века. На наш взгляд, это, действительно так, общество аборигенов Океании тоже является в известном смысле современным, оно не законсервировало жизнь и дух прошедших времен, оно тоже по своему развивалось и развивается – в направлении, которое едино для всех в земном мире – к концу истории. Просто общество Запада дальше всех продвинулось в этом вырождении, поскольку совершило качественно новый шаг – сознательно и радикально разорвало со своим традиционным прошлым и попыталось обустроить жизнь на совершенно иных принципах, нежели те, на которых строилась жизнь всех человеческих цивилизаций с начала времен. Речь идет о модернистской революции, противопоставившей традиционным ценностям ценности индивидуализма, светской рациональности, прогрессизма, эгалитаризма и т.д. Современные либеральные идеологи любят упрекнуть русских в склонности к социальным экспериментам и в отклонении от “столбовой дороги цивилизации”. На самом деле, именно Запад первым ступил на путь сомнительного социального эксперимента в эпоху Возрождения и Нового времени, и именно западное, модернистское, капиталистическое общество есть невиданная патология по отношению ко всей прежней человеческой истории – как западной, так и восточной, норма же – общество традиционное. Может быть, секрет “физической силы” модернистского Запада, которая позволила ему практически колонизировать всю планету, именно в этой его примитивности и патологичности: разрыв естественных традиционных связей, также как и разрыв внутриатомных связей, способен породить лавину “черной” уничтожительной энергии. Не есть ли хваленный прогресс Запада “цивилизационный атомный взрыв” губительный для всего живого? 5. С чем же связаны происхождение и живучесть мифа о естественном человеке? Мы можем высказать на этот счет некоторое предположение, конечно, не претендуя на окончательную истину. Известен следующий психологический феномен: свои собственные недостатки человек экстраполирует на других, так что в ближнем мы наиболее непримиримы к тем свойствам характера, которые есть и у нас. На уровне же общества схожий феномен описывается современной западной философией при помощи марксова понятия “идеология”. Идеология – это не объективная самоидентификация общества, это ложное сознание, на нем оставляет неизгладимый отпечаток условия самого этого общества. Если уметь правильно читать идеологию, то она больше скажет об обществе, ее породившем, когда будет критиковать другие общества. Приведем в пример любопытный факт: в годы “холодной войны” американская пропаганда характеризовала советскую Россию как общество самого приземленного материализма и прагматизма, вызванного безбожием. А советская пропаганда характеризовала капиталистическую Америку как общество, где в основной массе господствует бедность. Легко заметить, что это не соответствовало действительности: как раз советские люди , в отличии от американцев, при всем своем атеизме, были настроены возвышенно и романтически, и как раз в Америке даже низшие слои населения жили в смысле материальном вполне благополучно. Как видим, каждая из сверхдержав в своей пропаганде переносила на другую свои собственные недостатки, да еще и в сильно утрированном виде.Точно также и случае с мифом о естественном человеке. Возможно, европеец эпохи географических открытий, еще живо ощущавший свой разрыв с духовным богатством собственной традиции и Традиции вообще, эту свою новоявленную модернизационную дикость переносил на встретившихся ему аборигенов (кстати, если мы вспомним: как вели себя испанцы и португальцы на территориях новых колоний, то слова об их дикости, ей Богу, не покажутся преувеличением)… |
